– Ну да, гадюка. Сегодня утречком лопатой её прикончил. Один меткий удар – и голова отсечена. – С этими словами Ярослав шагнул в дом.
Соня с неприязнью поморщилась.
Палатки раскинули вдали от воды, на мягкой подушке сухой сосновой хвои.
– Кто в баньку? – задорно спросил Гриша.
Первыми вызвались Марк и Кирюха. Тётя Настя, видя, что дяде Гене тоже хочется попариться, подтолкнула его, и он отправился в баню. Гриша по-мужски приобнял Эда, который поддержал коллектив. Женская половина в баню идти отказалась. Тётя Настя боялась простудиться. Тае хотелось побродить по лесу, а париться в бане, поддерживать разговор – нет, сегодня к тесному общению она не готова. Сонечке не терпелось позарисовывать языческих идолов. А Иришка не могла ослушаться маму.
Сонечка пошла к противоположному краю залива. Она миновала палаточный лагерь, проигнорировала заигрывания подвыпившего парня, который с удочкой лежал на остывающем берегу, прошла под навесами верёвочного города с гнёздами-шалашами на ветвях и устроилась на возвышении под раскидистым орешником. С этой точки ей открывался живописный вид на пятачок-островок в центре залива. Многоликий идол позировал ей с острова. Его косматые брови поросли ягелем. Бордовыми украшениями сочно налилось волчье лыко у ликов языческих богов.
С другого берега острова на божество смотрел Эд. Ему оно казалось угрожающим. Именно такие многоликие боги требовали у людей кровавых жертв. И юные красавицы восходили на алтарь, принимая смерть. Эд знал, что Карелия выдрала его из родной эпохи, поставив смотрителем в стороне. Он смирился с проклятым непрошеным даром. Может, он никогда не являлся частью толпы современников, только внимания на это не обращал? И очевидная истина оставалась незамеченной вплоть до этого путешествия? Эд вздохнул.
…Мимо него проплывает по гладким водам выточенное из сосны судёнышко. Девять гребцов отталкивают плоскими палками воду. Впереди – не ошибёшься – вожак. Взгляд из-под нависших бровей – Гриша? За ним – тонкая мрачная девушка, Тая. И два старика (по тем временам – долгожители), дядя Гена и тётя Настя. Рыжеволосая девчушка с глупой улыбкой – Иришка. Нахохлившийся Кирюха пытается отклониться от россыпи мелких капель.
Косичка, с вплетёнными в волосы камешками, в ореоле цветов, – Сонечка. У неё на коленях бесценный груз – цветная глина, чтобы для потомков запечатлить самые важные события. За ней – тощий, даже в кругу соплеменников одинокий парень, это он сам, Эд. Последний – Марк.
Вот и они, древние, причаливают к острову, сходят. Как и сейчас, островитяне суетятся, поглядывают на новых постояльцев. Утекают часы-минуты – наступает вечер, и древние – у большого костра. Натруженные мозолистые руки дяди Гены в оранжевых отблесках пламени взмывают вверх. Он горд, как никогда. Он – отец своего далёкого, оставленного за семью озёрами племени, откуда родом Эд, Иришка, Гриша, Тая, Кирюха, Марк, Сонечка и его бесценная Настя.
Дядя Гена рассказывает о великой жертве, которую следующей ночью они принесут на алтаре. И его руки взлетают, выражая восторг. Он с гордостью указывает на Таю. Они с Настей взрастили смелую дочь, которая принесёт себя в жертву ради племени. Ввосьмером её сопровождают на алтарь. Пусть же свершится древний обряд!
Незнакомцы у костра ухают – слова дяди Гены производят впечатление. А тётя Настя прижимается к нему. Эта парочка – старшие в племени. Именно они воспитывают и обучают всех детей. И теперь одна из воспитанниц, одна из дочерей, спасёт их всех своей гибелью.
Хочется плакать, ведь больше они не увидят Таю. И хочется смеяться от радости – в её смерти родится жизнь.
Эд отвёл глаза. Слишком много сил нужно, чтобы видеть все времена в одном моменте. И как нестерпимо сложно из общего скопления времён выделить одно время, распутать тонкую нить и пойти по ней. Теперь он, кажется, понял, зачем природа блокирует людям способность видеть сквозь время: они бы просто не успевали жить, мозг бы сгорел от слишком большого давления, треснул бы от поступающей информации.
Тая спряталась в теневой части острова. Ей стало грустно оттого, что так неожиданно на них свалился этот полный людей остров. Мирская суета, по которой она так скучала в начале похода, теперь ранила Таю. И она диким волчонком сидела на берегу, покусывая нижнюю губу. Она долго смотрела в переливающееся облаками небо, затем сняла тонкую серебряную цепочку с шеи, несколько минут помяла её в горячей ладони и кинула в воду.
– Тебе, Карелия, – прошептала Тая.
В этот момент небо опустилось к макушкам деревьев и взглянуло сквозь ветви на гостью, преподнёсшую дар.
– А где художница-то? – спросил Марк, резкими движениями ножа соскабливая со ствола лишнее.
Гриша нахмурился и не ответил. Ему не нравилось, что в столь поздний час её ещё нет в лагере.
«Она – не Тая, – размышлял Гриша. – Может легко потеряться».
В то же время он понимал абсурдность своих мыслей. На острове идолов потеряться сложно – слишком уж он мал и густонаселён. Несоответствие степени беспокойства и реалий сдавливало Грише горло. «Неужто он потерял душевное равновесие?