Путешествие в Сиам

После того, как было совершено несколько богослужений и угловые камни освятили растительным маслом и водой [130], возле них зажгли семь высоких фонарей, которые должны были гореть семь дней и семь ночей, а семьдесят священников разделялись на группы по семь человек, вставали в круг и безостановочно молились, держа в руках мистическую паутину из семи нитей – своеобразное колесо жизни и смерти.

Потом самые юные и красивые девы Сиама принесли дары – кукурузу, вино, молоко, мед, цветы – осыпали и облили ими освященные камни. После этого они побросали на фундамент самые разнообразные гончарные изделия – вазы, урны, кувшины, чаши, блюда – и объединенными усилиями принялись с ревностным энтузиазмом крошить их в пыль. И пока молодые нежные руки работали деревянными дубинками под игру музыкальных инструментов и пение мужских и женских голосов, принадлежавших придворным певцам, король бросал на фундамент монеты и слитки золота и серебра.

* * *

– Вы понимаете значение слова «благожелательность» или майтри в том толковании, какое дает ему святой Павел в тринадцатой главе своего «Первого послания коринфянам»? – спросил меня Его Величество как-то утром, когда мы обсуждали религию Шакьямуни – Будды.

– Думаю, понимаю, Ваше Величество, – был мой ответ.

– Тогда объясните, что на самом деле подразумевает святой Павел, на какой обычай ссылается, говоря: «И если я отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы»?

– Обычай! – воскликнула я. – Я не знаю ни о каком обычае. Отдать тело на сожжение он расценивал как высочайший акт благочестия, как самую бескорыстную жертву, какую может принести человек ради человека.

– Это вы хорошо сказали. Высочайший акт благочестия, какой только может исполнить человек ради человека, отдавая тело свое на сожжение. Но если это делается из духа противоречия, ради славы или общественного признания, или еще по какой-то причине, можно ли это считать высочайшим актом самопожертвования?

– Именно это и имеет в виду святой Павел: добродетельность деяния напрямую зависит от добродетельности побуждения.

– Однако не все люди обладают должным самоконтролем, чтобы стать образцами для подражания. И многие из тех, кто наделен этим качеством, при строгом рассмотрении не выдерживают критики: их добродетель происходит от чего угодно, только не от нравственной чистоты духа. Иногда это леность, иногда – неуемность, иногда – тщеславие, жаждущее удовлетворения, стремление выказать смирение с целью самообмана.

– Итак, – с присущим ему пафосом продолжал король, сделав несколько длинных шагов в холле перед своей библиотекой, – совершенно очевидно, что святой Павел в той главе обращается к понятию «майтри» или «майкри», как произносят это слово некоторые знатоки санскрита, и объясняет его смысл посредством буддийского обычая сжигания тела, который практиковали еще за несколько столетий до христианской эры. Эта традиция по сей день сохраняется в неизменном виде в некоторых областях Китая, на Цейлоне и в Сиаме. Ревностные буддисты всегда считали и считают, что отдать свое тело на сожжение – это самый возвышенный акт самоотречения.

В нашей стране принято жертвовать на пропитание бедным все свое имущество. Это распространено и среди принцев, и среди простого люда. Многие не оставляют себе ничего (даже одного каури

– тысячную часть цента), чтобы купить горсть риса. Впрочем, они не боятся умереть от голода, ибо там, где проповедуют и исповедуют буддизм, люди от голода не умирают.

Я знаю одного человека королевской крови, который некогда обладал несметными богатствами. В молодости он так сильно сострадал бедным, старым и больным, так печалился и переживал за них, что впал в меланхолию. Несколько лет он постоянно облегчал жизнь нуждающихся и беспомощных, а потом в один момент отдал все свое состояние – буквально ВСЁ, – «чтобы накормить бедных». Этот человек никогда не слышал о святом Павле и его писаниях, но он знает и пытается постичь смысл буддийского слова «майтри» во всей его полноте.

В тридцать лет он стал священнослужителем. Пять лет трудился садовником, ибо это занятие выбрал потому, что, выполняя свои обязанности, приобрел полезные знания о целебных свойствах растений и стал врачом для тех, кто не мог заплатить за лечение. Но он не мог довольствоваться столь несовершенной жизнью, пока перед ним был открыт путь к совершенному знанию добродетельности, истины и любви, и он принял священный сан.

Это случилось шестьдесят пять лет назад. Сейчас ему девяносто пять, и, боюсь, он так и не нашел истину и совершенство, которые так долго искал. Но более возвышенного человека я не знаю. Он возвышенный в христианском смысле этого слова – полон человеколюбия, сострадания, терпения и нравственной чистоты.