Путешествие в Сиам

Не сказать, что буддизм избежал толкований и чванства множества писателей, среди которых наибольшего доверия заслуживают Отцы Церкви [123], которые, стремясь разбудить внимание спящих наций, пусть и неохотно, но все же беспристрастно и элегантно отдали дань давно позабытым религиям Халдеи, Финикии, Ассирии и Египта. Тем не менее они никогда не стали бы рассматривать учение Будды как родственное христианству, ввиду его отказа от расовых различий, если б не усмотрели в простоте обрядов иные и более прочные узы братства. Подобно христианству, буддизм – религия всеобъемлющая и апостольская, ибо многие ее приверженцы отдали за истину жизнь. Более того, это вероучение древней расы, и тайна, что его окутывает, привлекала даже самодостаточных греков и возбуждала любопытство заносчивых равнодушных римлян. Принципы учения Будды проливали свет на догматы Христа и, как следствие, вызывали интерес у христианских писателей. Соответственно, в трудах ранних из них упоминается Будда (Птах), хотя почти никто из этих писателей не сумел оценить всю религиозную значимость его учений. Теребинт 

[124] заявлял: ничто в языческом мире не сравнится с его (Будды) «Пратимокшей» («Свод правил поведения буддийских монахов»), которая во многом совпадала с установлениями, регулировавшими жизнь христианских монахов. Марко Поло говорит о Будде: «Si fuisset Christianus, fuisset apud Deum maximus factus» [125]

. А позже Малькольм, ревностный миссионер, сказал о его учении: «Во всех отношениях это – лучшая религия, которую когда-либо изобрел человек». Как аккуратно выразился осторожный христианин, употребив слово «изобрел»!

Но ошибки, постепенно закрадывавшиеся в догматы, изъязвили чистоту учения, и ученики, невежественные или глупые, исказили ее смысл, а слишком рьяные и слепые или вероломные наставники вводили в заблуждение простой люд, и в конце концов ясная и искренняя философия Будды переплелась с египетской мифологией.

Над порталом восточного фасада вата Пхракэу можно видеть барельеф, изображающий сцены Судного дня, на котором дьявол с головой свиньи тащит нечестивцев в ад, а ангел взвешивает людей на весах. Теперь нам известно, что в древнеегипетской мифологии Свинья символизировала Злой Дух, и этот барельеф на стене сиамского вата египтологу непременно напомнит древние скульптурные композиции, изображающие Анубиса (сиамский Ануман/Хануман), который на суде мертвых взвешивает сердца, чтобы определить, сколько в них добра или зла, после чего души грешников уносит свинья.

В городе Арсиноя в Верхнем Египте (бывший Крокодилополис, ныне – Мединет-эль-Файюм) поклоняются крокодилу. Там в пруду живет прирученный священный крокодил, Сухус [126]

. Священники, которых он узнает, кормят его мясом, пшеничным хлебом, вином, пищей, что жертвуют миряне. Одного из египетских богов – вероятно, того, кому посвящено это животное – неизменно изображают с головой крокодила, и в иероглифических текстах он описывается как животное с хвостом, подвернутым под тело. Подобный образ есть и в храмах Сиама; и в пруду, как у древних египтян, тоже живет священный крокодил, которого кормят сиамские священники. По их зову он поднимается на поверхность и принимает дары – рис, фрукты и вино, которые ему приносят ежедневно.

Жук, священное для буддистов насекомое, для египтян символизирует Птаха (Пта) – отца всех Богов, и в иероглифических текстах он ассоциируется с этим божеством: по описаниям, у него на голове восседал жук или он целиком и полностью изображался в виде жука. В тех иероглифических текстах, где жук не представляет Будду, он выступает в качестве символа размножения, и это его самое древнее значение. Доктор Юнг [127], изучая иероглифические письмена, установил взаимосвязь между скарабеями и Буддой. Миссис Гамильтон Грей [128] в своих путевых записках «Путешествие к гробницам Этрурии» замечает: «Скарабеи существовали задолго до того, как у нас появились какие-либо сведения об идолах, посему, вне сомнения, изначально они были выдумкой некоего воистину набожного ума. И они строго предупреждают нас об опасности изобретения материальных символов нематериальных вещей. Сначала возникли символы, обозначающие определенное существо, и верили в них, а не в это существо, которое они собой воплощали. Потом возникли представления о физическом образе и проявлении этого существа или его признаков – идолы. Потом возникли изображения всего, что принадлежит духам, злым и добрым. И наконец началось обожествление всех фантазий человеческого сердца: появилась узаконенная письменно оформленная система политеизма – чудовищное многоглавое идолопоклонство».