Путевые впечатления. Юг Франции

Этот новый канал, соединяющий сегодня Эгморт с морем и ставший его подлинной гаванью, был проложен по приказу Людовика XV. Несчастный город, у которого не было иной защиты, кроме памяти о короле, совершенно выпал из поля зрения правительства в царствования Людовика XIII и Людовика XIV. Генрих IV повелел провести там кое-какие работы, когда обнародование Нантского эдикта, утвержденного в 1598 году, начало способствовать установлению некоторого спокойствия в государстве, но собрание сословий Лангедока в это самое время стало вынашивать план устройства порта на мысе Сет. Этот план, поддержанный главным прево Прованса, взял верх над волеизъявлением короля, и Эгморт, потерпевший поражение в борьбе со своим молодым соперником, вновь оказался жертвой губительных испарений, поднимавшихся со всех его лиманов и болот, воды которых не могли больше стекать в море из-за отсутствия выходов к нему. И тогда состоятельные обитатели города начали покидать его; бедняки же, отчаявшиеся, измученные нищетой и заразой, умирали до срока, установленного пределу человеческой жизни. В конце концов правительство, не проявлявшее прежде никакого беспокойства по поводу такого чудовищного сокращения населения в городе, увидело, что это наносит ущерб его интересам: стало не хватать рабочих рук на солонцах Пекке, так что королевские откупщики, не осмеливавшиеся, впрочем, больше приближаться к Эгморту, вынуждены были пополнять свои амбары поставками из других мест. Государство не волновала судьба пустевшего и умиравшего города, однако оно обеспокоилось, что в своей агонии он разрушает один из источников пополнения казны.

И вот 14 августа 1725 года вышел указ Людовика XV, предписывавший построить канал и расходы на строительство покрыть за счет прибыли от повышения налога на соль — на пять су за мино; работы начались тотчас же и были закончены спустя двадцать лет.

Два параллельных каменных мола, отстоящих друг от друга примерно на два туаза и выступающих в море на сто пятьдесят шагов, защищали сток вод, которым Вистр и Видурль, впадавшие туда, сообщали движение: оно не только увлекало их в море, но еще и выталкивало в него горы песка, которые без этого скопились бы в устье канала.

Мы высадились недалеко от маяка в ту минуту, когда таможенник, удивший рыбу, пребывал в разгаре борьбы с огромным морским волком, не просто вцепившимся в крючок, но уже проглотившим его. Бедняга не решался вытащить из воды рыбину, принимая во внимание непрочность орудия, на конце которого она билась. И потому он проявлял по отношению к пленнику, угрожавшему порвать свои путы, все мыслимые знаки уважения: он то отпускал лесу, то подтягивал ее, то снова отпускал и подводил морского волка к самой поверхности воды, а потом позволял ему снова уйти на глубину; по лицу рыбака катились крупные капли пота. Мы воспользовались обстоятельствами, чтобы заключить с ним сделку, предложив ему на свой страх и риск экю за рыбу, независимо от того, удастся нам ее выловить или нет. Рыбак согласился на сделку: одной рукой он забрал три франка, а другой протянул нам удилище. Мы продолжили тот же маневр, так же как и таможенник осторожно подтягивая рыбу к поверхности воды. Но в ту минуту, когда морской волк стал виден, Жаден, поджидавший его с моим карабином в руках, пробил ему тело пулей, что положило конец спору. Раненая рыба еще билась минуту, но это были ее последние содрогания, и вскоре она уже сама показалась на поверхности воды, плывя по ней кверху брюхом. Однако, поскольку никто не решался довериться прочности лески, на которой рыба была подвешена, и подтянуть ее на те десять — двенадцать футов, что отделяли верх береговой насыпи от уровня канала, на воду спустили лодку и втащили в нее нашу жертву: она весила шесть или семь фунтов и было немедленно решено сделать ее основой буйабеса.

Для жителей Лангедока и Прованса буйабес такое же распространенное блюдо, как полента для миланцев и макароны для неаполитанцев; однако полента и макароны унаследованы от простейшей кухни, исконной и допотопной, тогда как буйабес — это порождение самой передовой поварской культуры. Буайбес сам по себе — это целая эпопея, наполненная неожиданными событиями и необычными происшествиями; в столице, по всей вероятности, только Мери может рассказать, сколько разных видов рыб, полипов и моллюсков должно быть использовано в его изготовлении и в какой именно момент кипения кастрюля должна быть снята с огня, чтобы ее содержимое в самом деле заслуживало выразительного наименования буйабес.