Дело происходит 12 сентября 1524 года: Марсель сражается с коннетаблем де Бурбоном, этим прославленным безумцем, губящим Европу, чтобы изжить свою досаду. Идет двадцать второй день осады: благородные сеньоры Экса и благородные простолюдины Марселя собрались вместе на бастионах и поклялись похоронить себя под их руинами. Коннетабль бросает на штурм итальянцев, испанцев, ландскнехтов. Башня Святого Иоанна, Мельничный холм, башня Святой Павлы изрыгают огонь из своих батарей, и ядра, перелетая через крепостные валы, градом обрушиваются на высоты Лазаре и дорогу в Ле-Канне, где развевается стяг коннетабля, и к подножию аббатства святого Виктора, где встал лагерем маркиз де Пескара. На закате дня поднялся неистовый сентябрьский ветер; глубокий мрак окутал землю, наступила темная ночь — время, подходящее для любовных приключений и военных вылазок.
И потому капитан Шарль де Монтеу, приказав открыть Королевские ворота в конце улицы Фабр, отважился выехать во главе тысячи решительных сограждан по направлению к садам и конопляным полям Канебьер. Его сопровождали две доблестные амазонки — одна из них была жена Шарля де Лаваля, другая — его племянница; в их седельных кабурах лежали пистолеты с великолепными серебряными узорами, а в белой ручке каждой из них была шпага, такого изящного исполнения, что она казалась скорее украшением, чем оружием.
Враг обратился в беспорядочное бегство в сторону дороги на Обань, но в то же самое время испанская конница, охранявшая этот путь, обрушилась на марсельцев и заставила их отступить в город. К несчастью, для многих из наших[73]
отступление оказалось отрезанным; они слишком поздно достигли Королевских ворот: их уже закрыли, а подъемный мост через широкий ров, заполненный водой, подняли. Несколько марсельцев были взяты в плен; другие, воспользовавшись темнотой, попытались скрыться за городом. Среди них был молодой человек Виктор Виво, сын командира артиллерии, и упомянутые нами молодые дамы — Габриель и Клер де Лаваль. В эту ночь двум амазонкам угрожали все виды опасности со стороны безбожной армии, которая на своем пути в ад убивала, разоряла, бесчестила, а три года спустя вторглась в Рим, предав его огню и залив его реками крови.Габриель, жене Шарля де Лаваля, было тридцать два года. Предложение капитана Шарля де Монтеу участвовать в вылазке, которое она и ее племянница приняли с отважным безрассудством, столько раз проявляемым женщинами в те времена, застигло ее врасплох, и, не желая заставлять его ждать, она выехала в той одежде, какая была на ней в ту минуту, то есть в свободном длинном шелковом платье с рядами фигурных складок, с бархатным корсетом, плотно облегавшим плечи и завершавшимся острым клином под грудью. Верхняя кромка корсета была окаймлена высокими жесткими кружевами, позволявшими увидеть лебединую шею. Одухотворяло это прекрасное тело в нарядных одеждах необычайного благородства лицо: красиво очерченный чистый белый лоб; нежный взгляд, струящийся из огромных черных глаз; чудесный рот, на котором улыбка расцветала словно роза, — то был божественный лик, доставшийся Марселю в наследство от древних ваятелей Митилены и Делоса. Эта дивная головка несла на себе колышащуюся корону волос цвета воронова крыла, которые временами, благодаря игре света, казалось таили в себе отблески пламени, подобно тому, как морская волна темной ночью катит в своих черных подвижных извивах огненные всполохи.
Что касается сопровождавшей ее девушки, Клер де Лаваль, ее племянницы, то ей было всего двадцать лет. Могло бы показаться невероятным, что в таком возрасте девушка осмелилась пренебречь опасностями войны, если бы не было известно, что в те времена смут, когда жизнь мужчин и честь женщин подвергались опасности, женщины смолоду проявляли твердый и решительный характер. Впрочем, история Марселя служит тому подтверждением — к вечной славе женщин, пола не только прекрасного, но и героичного. Клер де Лаваль, одетую примерно так же, как ее тетка, вполне можно было бы принять за сестру Габриель. У нее были белокурые волосы, густыми прядями прикрывавшие виски и плечи; прекрасные глаза друидессы — цвета бушующего моря; восхитительный цвет кожи — смешение лилии и розы; лицо ее очаровывало и магнетически притягивало к себе; и, наконец, ее отличало царственное изящество, сквозившее во всех колыханиях ее тела, когда она шла с чарующей игривостью, опираясь на носочки своих башмачков, золоченых, словно сандалии одалиски; уравновешенная и мечтательная, она обладала той прелестной томностью блондинок, тем лучезарным спокойствием, что в действительности почти всегда оказывается спящим вулканом.
Их единственный спутник Виктор Виво был высокий элегантный молодой человек лет двадцати четырех, славившийся своей галантностью среди самых любезных исполнителей серенад на площади Ланш; настоящий марселец времен средневековья, щеки которого сильно загорели на солнце во время недавних богослужений на эспланаде Ла-Мажор.
Абдусалам Абдулкеримович Гусейнов , Абдусалам Гусейнов , Бенедикт Барух Спиноза , Бенедикт Спиноза , Константин Станиславский , Рубен Грантович Апресян
Философия / Прочее / Учебники и пособия / Учебники / Прочая документальная литература / Зарубежная классика / Образование и наука / Словари и Энциклопедии