Путевые впечатления. Юг Франции

— Ведь для того, как мы используем звезды, — презрительно заметил Курти, — их всегда будет предостаточно.

Это тем более верно, что в Марселе звезд еще больше, чем в Париже.

Курти превзошел самого себя. Приходилось сожалеть, что я оказался не на высоте той репутации, какую мне создали в его глазах. Мои восторги заставили его открыть мне свое сердце, и он поделился со мною своими горестями. Рядом с «Немой из Портичи» находился жалкий кабачок, доступный всем благодаря своим умеренным ценам, и туда шли все, даже те, кому не следовало бы туда ходить.

Возможно, это объяснялось еще и тем, что во дворе у Курти было тенисто и росли цветы, а такое для марсельцев непривычно.

Пока мы обедали, за наш стол подсел приятель Мери и предложил нам принять этой ночью участие в рыбной ловле с фонарем. Это была слишком большая удача, чтобы мы от нее отказались. А покамест Мери попросил у своего друга разрешение показать мне его дом, построенный по столь древнему и столь необычному образцу, что в Марселе все пребывают в убеждении, будто он, как жилище Богоматери Лоретской, был перенесен туда из-за моря. Поэтому его называют финикийским домом.

Дом этот, и в самом деле, чисто восточный, какие еще встречаются иногда во Флоренции — с тремя полноценными этажами и колоннами, поддерживающими крышу, которая образует две террасы: одну — под крышей, и ею пользуются днем, вторую — на крыше, и ее пользуются ночью. Этот маленький марсельский домик к тому же еще от основания до половины своей высоты укрыт вьющимися по шпалерам виноградными лозами, которые служат ему своеобразной броней: зеленой — весной, багровой — осенью и половину года отягченной великолепными гроздьями винограда.

После того как мы осмотрели дом, г-н Морель представил нас своей семье, состоящей из трех или четырех дочерей, одна красивее другой, примерно стольких же зятьев и вдвое большего количества внуков.

Все они живут вместе в этом маленьком финикийском домике, показавшемся мне одним из самых счастливых в Марселе.

Тем не менее г-н Морель намеревался снести этот очаровательный домик и построить обычный, как у всех здесь, деревенский дом — то есть нечто прямоугольное, с ровными рядами окон, которые держат открытыми днем и закрывают на ночь, хотя, по моему мнению, следует поступать наоборот. К великому отчаянию Мери, г-н Морель уже занес молот над бедным финикийским домом, как вдруг одна из его дочерей нашла в старом сундуке, не открывавшемся уже лет двести, старую рукопись, написанную на старом пергаменте, причем таким мелким и нескладным почерком, что ни г-н Морель, ни его зятья не могли ничего разобрать и пришлось призвать Мери, чтобы он ее прочел.

Господин Морель надеялся, что это какой-то документ о праве собственности, который позволит ему значительно увеличить доходы от земельных владений; но оказалось, что это всего-навсего запись событий, случившихся во времена коннетабля, и она имеет отношение к финикийскому дому.

Финикийский дом, как выяснилось, сыграл определенную роль во время осады Марселя. Ну а как только он превратился в историческую ценность, разрушать его, понятно, не было уже никакой возможности; так дом и сохранился, к великой радости Мери.

Я попросил у г-на Мореля разрешения прочесть эту рукопись, но, будучи по-прежнему рыболовом более страстным, чем любителем древности, он пообещал показать мне ее после того, как наша экспедиция завершится. В самом деле, ночь уже спускалась с присущей югу невероятной быстротой, и у нас еле хватало времени сделать все приготовления.

Каждый взялся за дело: и мужчины и женщины, и я в том числе. Мой тесный сюртук был неудобен, и мне принесли куртку г-на Мореля. Я мог бы вместе с собой поместить туда и Мери, но Мери уже залез в свой плащ, а когда он залезал в свой плащ, вытащить его оттуда было невозможно.

К девяти часам вечера все было готово. Один из зятьев г-на Мореля взял на себя обязанность поддерживать огонь, горевший в носовой части лодки, в железной переносной печке; двое других взяли по остроге, чтобы бить ею рыбу, и расположились один с левого борта, другой — с правого. Мы с г-ном Морелем поступили так же, поскольку, несмотря на мои возражения, меня включили в число активных участников предстоящей рыбной ловли. Мери поместился на корме среди дам, накинувших поверх своих плащей шали и бурнусы. Жаден с карандашом в руках сел на одну из скамеек лодки, держа Милорда между своих ног. Человек, днем ловивший сетями мерланов, расположился на другой скамейке, взяв в руки весла. Курти, оставшийся на берегу, столкнул лодку, и наш экипаж пустился в плавание.

В эту минуту у Жадена началась жуткая борьба с Милордом, непременно желавшим сожрать фонарь. В итоге пес разразился оглушительным лаем, вовсе не входившим в программу рыбной ловли, в ходе которой, напротив, следовало хранить тишину, а затем — глухими стонами, свидетельствовавшими о том, что Жаден употребил по отношению к Милорду крайнее средство, то есть каблуки сапог.