Путевые впечатления. Юг Франции

«Non с'е instrumento, non ho trovato l'instrumento!^[91]» — произнес один из бандитов, появившись в дверях.

«Как это нет инструмента?» — громовым голосом воскликнул атаман.

«Атаман, клянусь вам, никакой виолончели с ним не было!» — вмешался Пикар.

«Bestia!^[92]» — вскричал атаман.

«Атаман, напрасно вы браните этого славного малого, — вступил в разговор я, — ваши люди обшарили все и добрались даже до моей фланелевой фуфайки; если бы у меня была с собой виолончель, они бы определенно ее нашли; но у меня не было с собой виолончели».

«Как это у тебя не было виолончели?»

«Уверяю вашу светлость, что если бы я мог догадываться о том, какое расположение вы питаете к этому инструменту, то взял бы с собой не одну виолончель, а две».

«Хорошо, — сказал атаман, — пусть пятеро немедленно отправляются в Сиену, Вольтерру, Гроссетто, куда угодно, но чтобы завтра к вечеру здесь была виолончель! А когда здесь появится виолончель, ты ведь станцуешь, малышка Рина, не правда ли?»

«Если у меня будет настроение и если вы будете достаточно любезны».

«Злючка! — воскликнул атаман, целуя девушку. — Ты прекрасно знаешь, что можешь добиться от меня чего угодно».

«Ах, сударь, здесь же люди вокруг, как можно!» — отстранилась от него Рина.

Такое движение, подсказанное остатками стыдливости, заставило меня лучше думать об этой молодой женщине. Впрочем, странное дело, сударь, чем больше я в нее вглядывался, тем больше ее лицо казалось мне знакомым. Однако я напрасно рылся в своей памяти: припомнить, что мне доводилось когда-либо бывать в столь дурном обществе, я так и не смог.

«Послушайте, друг мой! — обратилась к атаману девушка. — Вы ведь даже не поинтересовались у этого господина, не голоден ли он».

Я был тронут проявлением такого внимания.

«Да, верно, — согласился атаман и, повернувшись ко мне, спросил: — Ты хочешь есть?»

«О, сударь, — отвечал я, — раз уж вы изволили задать мне этот вопрос, то должен честно признаться, что последний раз мне удалось пообедать в Скарлино, причем весьма скверно, так что я не отказался бы чего-нибудь перехватить».

«Ну тогда садись за стол».

«О атаман!»

«Да садитесь же к столу! — с очаровательной ужимкой произнесла Рина. — Вы что, собираетесь разводить церемонии с Тонино, вашим другом, и со мной, вашей соотечественницей?»

«Так господина атамана зовут Тонино? Красивое имя, и очень музыкальное».

«Его зовут Антонио, — засмеялась она. — Тонино — это ласковое прозвище: я зову его так, потому что люблю его».

И она посмотрела атаману прямо в глаза взглядом, способным погубить его душу.

«Чаровница!..» — прошептал он.

Тем временем для меня поставили прибор и принесли стул, проявляя при этом по отношению ко мне всевозможные знаки внимания. Я подумал, что в конечном счете мое пребывание у господина Тонино будет, возможно, не таким уж непереносимым, как мне показалось сначала, и со мной станут обращаться с почтением, полагающимся артисту.

Я сидел за одним столом с атаманом, и мадемуазель Рина сама предлагала мне блюда и наполняла мой бокал — это позволило мне окончательно убедиться в том, что на пальце у нее сверкает именно мое кольцо. Время от времени я поднимал глаза и смотрел на ее лицо, и чем больше я в него вглядывался, тем больше проникался уверенностью, что оно мне знакомо. Что касается атамана, то он играл ее локонами и время от времени получал за это шутливый шлепок по рукам, после чего он спрашивал ее: «Но ты потанцуешь для меня, малышка Рина?», и она отвечала: «Возможно!»

Когда я насытился, мадемуазель Рина сделала весьма здравое замечание, что мне, вероятно, нужен отдых. Я умирал от усталости, сударь, и, хотя зевать не слишком вежливо, — о господин Жаден, я вовсе не имею в виду вас! — я зевал так, что мог свихнуть себе челюсть. Поэтому такое предложение мне не нужно было повторять дважды: я попросил проводить меня в комнату и тотчас же лег спать.

Я проспал пятнадцать часов подряд, сударь. Моего пробуждения с нетерпением ждали, не решаясь меня потревожить. Такая деликатность со стороны главаря бандитов показалась мне удивительной. Но стоило мне чихнуть — а я, сударь, обычно чихаю, просыпаясь, — как дверь отворилась и в мою комнату внесли пять виолончелей. Каждый посланный бандит раздобыл по одной, и это подтолкнуло меня на замечание: «Вероятно, повсюду кругом виолончели теперь подорожают!»

В ответ на эту шутку атаман улыбнулся.

Я выбрал лучший из этих инструментов, а четыре остальные сожгли.

После того, как я сделал свой выбор, мне предложили взять виолончель и идти с ней к атаману, поджидавшему меня к обеду; как вы понимаете, я не стал медлить. В зале был накрыт праздничный стол для атамана, мадемуазель Рины, Пикара и меня, а семь или восемь столов поменьше предназначались для остальных бандитов. В глубине залы были зажжены сотни три свечей, что создавало изумительное освещение; я догадался, что нам предстоял бал.

Обед, сударь, протекал очень весело: бандиты были по-настоящему милы, а атаман пребывал в исключительно хорошем настроении, что объяснялось, по-видимому, ласковым отношением к нему со стороны мадемуазель Рины.