Путевые впечатления. В России. Часть вторая

Вечер был великолепный. Небо имело красноватый оттенок, какого мне ни разу не доводилось видеть со времен моих путешествий по Африке: это был настоящий восточный вечер. На следующий день, 25-го, мы увидели на правом берегу реки первые калмыцкие шатры.

Два орла покружили над нами, а затем, как и вчерашний, опустились на левом берегу и, как и вчерашний, стали следить за тем, как мы проплываем мимо.

Около одиннадцати часов мы увидели толпу калмыков, человек тридцать, которые шли к реке, ведя на водопой своих верблюдов.

Небо было буквально черным от множества перелетных птиц — гусей, уток, журавлей.

Пара орлов, сидевших на дереве, над гнездом, где самке предстояло вывести к весне птенцов, замерли в неподвижности, хотя мы были от них на расстоянии не более ста шагов.

В тот же день мы заметили по левую руку от себя, в нескольких шагах от берега, китайскую пагоду и дворец весьма причудливой архитектуры, не принадлежавшей, как нам показалось, ни к какому определенному стилю.

Вокруг двух этих построек стояло сколько-то калмыцких шатров.

Позвав нашего капитана, мы стали расспрашивать его; как выяснилось, увиденное нами было дворцом калмыцкого князя и пагодой, посвященной культу далай-ламы.

Мы находились еще в двадцати пяти или тридцати верстах от Астрахани.

Вскоре два эти сооружения, которые показались нам вехами, стоящими на границе европейского мира и установленными духами мира азиатского, скрылись в вечернем тумане.

Наконец, в десять часов вечера, впереди заскверкало множество огней, послышался громкий гул голосов и нашему взгляду открылось оживленное движение судов.

Мы входили в астраханский порт.

Было неловко высаживаться на берег в тот же вечер и в десять часов вечера являться в дом г-на Сапожникова.

Разумеется, у нас было письмо к управляющему, но управляющий, наверно, уже спал, и наше появление стало бы заметным событием, чего мне хотелось избежать в первую очередь.

Таким образом, мы провели еще одну ночь на борту "Нахимова" и рассчитались с нашим милейшим капитаном, который, отдадим ему справедливость, сделал все возможное, чтобы быть нам приятным.

На следующий день, в десять часов утра, лодка доставила нас вместе с нашим багажом на берег; мы сели в некое подобие дрожек, положили наши вещи в телегу, и Калино самым внушительным тоном провозгласил:

— Дом Сапожникова!

Кучер тотчас же доставил нас к самому красивому дому в городе и с ходу въехал во двор, как если бы он привез нас домой.

Впрочем, этот достойный человек был совершенно прав: уже более десяти недель тому назад управляющий был уведомлен о нашем прибытии и вот уже целый месяц ждал нас со дня на день.

Было бы неверно сказать, что нас препроводили в отведенные нам покои — нет! Русские понимают гостеприимство гораздо шире: весь дом был отдан в наше полное распоряжение.

Поскольку было одиннадцать часов утра и голод уже давал о себе знать, я попросил Калино затронуть в разговоре с управляющим весьма важный вопрос о еде и попросить у него несколько советов по поводу того, как нам следует питаться в Астрахани.

В ответ управляющий заявил, что в отношении еды нам ни о чем беспокоиться не нужно: г-н Сапожников отдал распоряжение, чтобы мы пользовались в его доме самым широким гостеприимством. А дабы увериться в этом, нам достаточно будет пройти в столовую и увидеть, что завтрак для нас уже подан.

Мы тотчас убедились, к своему большому удовлетворению, что все сказанное соответствовало действительности.

Хотя в Астрахани собирают великолепный виноград, ягоды которого, величиной с мирабель, достигают такого неестественного размера благодаря поливу, вино, изготовляемое здесь, довольно посредственное.

Поэтому мы обнаружили на столе три сорта вина, выше всего ценящиеся в Южной России: бордо, кизляр-ское и кахетинское.

Последнее из них я сначала не вполне оценил по достоинству.

Поскольку его привозят в бурдюках, оно приобретает козлиный запах и привкус, которые очень радуют астраханских жителей, но, если судить по мне, должны доставлять мало удовольствия иностранцам.

Во время завтрака нас известили о приходе полицмейстера.

Нам уже было известно, что, в противоположность другим странам, где появление начальника полиции всегда вызывает некоторое беспокойство, в России подобный визит является символом гостеприимства и первым звеном в цепи непременно приятных знакомств.

Я встал, чтобы самому проводить полицмейстера к нашему столу, и, выступая от имени нашего хозяина, стал угощать его завтраком, однако полицмейстер проявил полное равнодушие ко всему, кроме стакана кахетинского, которое он смаковал с наслаждением.

Это напомнило мне тех фанатичных поклонников вина со смолистым привкусом, которые предлагают вам в

Афинах чудовищное питье под видом настоящего нектара, вновь обретенного гурманами Самоса и Санторина.

На самом деле, кахетинское вино великолепно, когда оно не отдает козлиной шкурой.

Вина Самоса и Санторина отвратительны, так как в них кладут сосновые шишки, придающие им горечь.