Путевые впечатления. В России. Часть вторая

Итак, маэстро сел рядом с Хьюмом, который, приподнявшись на подушке и устремив взгляд на перегородку, произнес тихо, но в то же время внушительно:

"Если вы в самом деле мои верные духи и вы вернулись ко мне, то постучите три раза с равными промежутками".

Духи постучали три раза с равными промежутками, а затем послышался четвертый удар, который, прозвучав отдельно, казался поставленным в конце фразы, но не как вопросительный знак, а как знак, приглашающий к вопросам.

Хьюму, который понимает язык духов так же, как г-н Жюльен — китайский, не было нужды доискиваться, что хотели сказать духи этим четвертым ударом.

"Вы пришли ко мне или к моему товарищу?" — спросил Хьюм.

Духи ответили, что они пришли к Миллелотти.

"Как, ко мне?! — вскричал маэстро и, отгоняя духов, замахал руками, как если бы ему надо было отогнать мух. — Ко мне? Какого черта им от меня надо, вашим духам?"

"Не поминайте черта, Миллелотти! Мои духи — добрые римские католики, и подобное восклицание им крайне неприятно".

"Скажите, Хьюм, — произнес маэстро, — а не могли бы вы отослать ваших духов?"

"Я не обладаю такой властью над ними. Они являются по собственной прихоти и уходят, когда хотят. К тому же вы слышали, что они пришли не ко мне, а к вам".

"Но я же их не звал! — воскликнул Миллелотти. — У меня нет с ними никаких дел, и я не спирит. Пусть катятся к черту и оставят меня в покое!"

Маэстро еще не закончил этой опрометчивой фразы, как не только стена, но и стулья, столы и кресла зазвенели под ударами духов; даже тазы заплясали на умывальных столиках вместе с кувшинами.

"Хьюм! — вскричал маэстро. — Хьюм, что это все значит?"

"Я же просил вас не поминать черта в присутствии духов, — спокойно произнес Хьюм, — вы же видите, что это выводит их из себя".

И в самом деле, духи постучали после этого раз сто.

Но, протянув руку к небольшому молитвеннику, на обложке которого был изображен крест, Хьюм сказал:

"Если вы пришли от имени Господа Бога, успокойтесь и отвечайте на мои вопросы".

Духи затихли.

"Вы только что сказали, — продолжал Хьюм, — что пришли не ко мне, а к Миллелотти".

"Да", — ответили духи.

Миллелотти задрожал всем телом.

"Миллелотти, — промолвил Хьюм, — есть ли среди ваших умерших родственников или друзей человек, который вас особенно любил или которого вы особенно любили?"

"Да, — ответил маэстро, — это моя тетушка".

"Обратитесь к духам и спросите их, нет ли здесь души вашей тетушки?"

"Здесь ли душа моей тетушки?" — дрожащим голосом спросил маэстро.

"Да", — ответили духи.

Миллелотти затрясся еще сильнее.

"Обратитесь с вопросом к душе вашей тетушки", — предложил ему Хьюм.

"С каким?"

"Я не могу вам подсказывать. Спросите ее о чем-нибудь, что лишь она одна может знать".

Миллелотти поколебался, а потом спросил:

"Как давно умерло тело, которому ты принадлежала?"

"Выражайтесь яснее".

"Не понимаю".

"Спросите, сколько с тех пор прошло дней, месяцев, лет".

"Сколько месяцев прошло с тех пор, как умерла моя тетушка?" — спросил Миллелотти.

Духи постучали девять раз.

Маэстро чуть было не упал в обморок: ровно девять месяцев тому назад, день в день, он похоронил свою бедную тетушку.

"Какие у вас пожелания по поводу того, в какую мебель следует вселиться душе вашей тетушки?" — спросил Хьюм.

Миллелотти посмотрел вокруг себя и выбрал стоявший в углу массивный круглый столик с мраморным верхом и с трехлапой ножкой.

"В этот столик", — сказал он.

Столик шевельнулся.

"Я видел, как он сдвинулся!" — вскричал Миллелотти.

"Без сомнения, туда только что вселилась душа, — сказал Хьюм. — Спросите его об этом".

Столик, к которому обратился с вопросом маэстро, трижды приподнял одну из своих лап и в знак утвердительного ответа трижды постучал ею в пол.

Бедный Миллелотти был ни жив ни мертв.

"Чего вы так боитесь? — спросил Хьюм. — Если, как вы утверждаете, ваша тетушка вас любила, то ее душа не может желать вам зла".

"Без сомнения, — промолвил маэстро, — тетушка меня любила, по крайней мере я так думаю".

"Сильно ли вы любили своего племянника?" — спросил Хьюм у столика.

Столик вновь трижды приподнял одну из своих лап и вновь трижды постучал.

Миллелотти потерял дар речи.

Хьюм продолжал за него разговор:

"Если вы любили своего племянника так, как вы говорите, дайте ему какое-нибудь доказательство вашей любви".

Столик заскользил, словно по желобу, в сторону Миллелотти, а тот, увидев что столик пришел в движение, закричал и вскочил на ноги.

Но столик сдвинулся с места не для того, чтобы просто двигаться, а для того, чтобы поцеловать маэстро.

И потому он вдруг приподнялся над полом до уровня лица Миллелотти и кромкой своего мраморного верха, словно губами, заледеневшими в могильном холоде, коснулся губ молодого человека.

Миллелотти упал навзничь на кровать Хьюма: он был в обмороке.

Кто перенес его в другую комнату? Духи? Или Хьюм? Бесспорно одно — он очнулся в своей постели, лоб его был покрыт испариной, а волосы стояли дыбом от ужаса.

К счастью, духи ушли: еще одного такого испытания маэстро не вынес бы.