Добравшись, наконец, до этой вожделенной двери, мы толкнули ее и, войдя без доклада, как это принято у настоящих друзей, застали г-жу Арно с грамматикой в руках, диктующей письменное упражнение двум своим дочерям. Третья, которую привезли в двухмесячном возрасте из Парижа в Санкт-Петербург и которая, лежа у материнской груди, в этом теплом и надежном укрытии, даже не заметила, что ей пришлось пережить зиму с тридцатиградусным морозом, спокойно спала теперь в своей колыбели.
Что же касается Арно, то он был на охоте, открывшейся как раз в этот день.
При виде нас мать и дети в один голос радостно закричали.
Но потом из уст хозяйки вырвался робкий вопрос, в тоне которого слышался определенный оттенок страха:
— А вы, случайно, не позавтракать пришли?
— Мало того, что мы пришли позавтракать, мы еще умираем от голода! — без всякого стеснения ответил я, не оставляя г-же Арно ни малейшей надежды.
Хозяйка позвала кухарку, и состоялся большой совет. Непростое это дело — устроить без подготовки завтрак для трех мужчин с могучим аппетитом, да еще в загородном доме, в тринадцати верстах от Санкт-Петербурга, откуда приходится везти все, вплоть до хлеба.
Наконец выяснилось, что в кладовой есть утка, тайком, до открытия охотничьего сезона убитая г-ном Арно, а также дюжина яиц.
Но г-жа Арно предчувствовала, что омлета и рагу из дичи будет недостаточно для трех пар челюстей, столь грозных, как наши. Она послала за помощью ко всем французам в колонии, и, после того как каждый, во имя родины, сделал свой вклад, у нас получился великолепный завтрак.
Во время завтрака обсуждалось, каким способом мы можем добраться до Ропши. В Кушелеве транспортные возможности не отличались разнообразием. В итоге нашли и запрягли то, что называется телегой; я не знаю, какого рода это средство передвижения — женского или мужского, но мне точно известно, что оно жесткое.
Телега ожидала нас у дверей.
Нам предстояло проделать шестьдесят верст (туда и обратно). Госпожа Арно снабдила нас тремя одеялами, которые должны были послужить нам защитой в случае, если бы огромная черная туча, надвигавшаяся на нас, вздумала разразиться дождем. Затем г-жа Арно дала нам дружеский совет затянуть потуже пояс, пустив в ход либо застежки на панталонах, либо ремень.
До завтрака подобный совет привел бы нас в ужас, но теперь, после завтрака, мы с Муане храбро спросили:
— А для чего надо затягивать пояс?
Госпожа Арно нам это объяснила.
Ее совет имел отношение к нашим желудкам, которым тряска на телеге могла причинить немалое беспокойство, ибо только желудки местных жителей способны выдержать подобный способ передвижения, не подвергаясь опасности.
В России изготавливают особые кушаки для путешественников, передвигающихся в телегах.
Объясним попутно, что же представляет собой телега. (Определенно, я остановился на том, что это средство передвижения — женского рода.)
Предназначена она, главным образом, для перевозки товаров.
Представьте себе небольшую низкую четырехколесную повозку в форме лодки, без всяких рессор, подвешенную прямо на оси и снабженную двумя досками, которые положены поперек и предназначены для сидения.
Впрягите в эту колымагу, вполне способную быть старинным пыточным орудием времен Ивана Грозного, трех низкорослых, крепких, коренастых курляндских лошадей, средняя из которых мчится рысью, а те, что по бокам, скачут во весь опор, не обращая внимания на крики седоков; теперь вообразите, что правит всем этим финский мужик, который не понимает никакого языка, даже русского, и, когда ему кричат "Стой!", думает, что ему кричат "Пошел!", — и у вас будет представление об этом смерче, вихре, ураганном ветре, громе, под именем телеги проносящемся мимо вас на пути из Кушелева в Ропшу, по дороге, усыпанной камнями, которые не сочли нужным убрать, и усеянной ямами, которые забыли засыпать.
Мы прибыли в Ропшу разбитые, сломленные усталостью, изнуренные; что же касается лошадей, то у них не взмок ни единый волосок.
К счастью, в то утро мы встретили на вокзале в Петергофе генерала графа Т***.
Он подошел ко мне и, к моему великому удивлени: _>, первым заговорил со мной.
Это был мой старый знакомый, которого я не узнал; он напомнил мне, что лет двадцать пять тому назад мы с ним обедали вместе с герцогом де Фиц-Джеймсом, графом д'Орсе и Орасом Верне у прекрасной Олимпии Пелисье — ныне г-жи Россини.
Раз уж он соблаговолил вспомнить об этой встрече, то и я воздержался забыть о ней.
Генерал предложил нам свои услуги, проявив при этом ту истинно русскую учтивость, в какой у нас до сих пор никогда не было недостатка.
Мы сказали ему, что направляемся в Ропшу, не упомянув, разумеется, о цели нашей поездки, и надеемся посетить дворец.
— А есть у вас рекомендательное письмо? — поинтересовался он.
У нас не было такого письма.
Я вырвал страничку из моего дневника, и генерал написал несколько строчек, которые должны были обеспечить нам прекрасный прием со стороны управляющего дворцом.