Путевые впечатления. В России. Часть вторая

В восемь часов утра мы сошли на берег и отправились на поиски пропитания.

В России, а тем более в Финляндии, человек низводится до состояния дикаря: ему приходится искать себе пропитание и, чтобы найти его, он должен обладать инстинктом не хуже звериного.

В каждом городе, даже в финском, есть улица, именуемая главной; туда и направляется иностранец, надеясь обрести там то, что он тщетно искал в других местах.

На этой улице мы наткнулись на ватагу немецких студентов, которые, подобно нам и льву из Священного Писания, искали, кого бы поглотить.

Дандре, изъяснявшийся по-немецки, как Шиллер, предложил студентам присоединиться к нам; узнав, кто мы такие, они с восторгом приняли это предложение. С этой минуты обе наши ватаги слились в одну.

В результате совместных поисков нам удалось раздобыть цыплят, яиц и рыбы. Правда, ни сливочного масла, ни растительного не нашлось, но мы разжились топленым свиным салом; так вот, пусть путешественники, проявляющие интерес к этой подробности, — а всякий путешественник заинтересован в том, чтобы не умереть с голоду, — не забывают, что топленое свиное сало всегда может заменить сливочное масло. Что же касается растительного масла, то вместо него можно использовать свежие желтки. Нет нужды добавлять, что и желтки, и топленое свиное сало найдутся всюду, куда могут добраться свиньи и куры.

Сердоболь, полностью открывшийся нашим взорам, не явил собой ничего привлекательного, и потому у нас возникло желание покинуть его как можно скорее. Совершив паломничество на Ладогу, я исполнил свой долг, но не благочестия, а совести: мне не хотелось возвращаться в Санкт-Петербург, не заглянув на короткое время в Финляндию.

Но вот куда я хотел поехать, ибо мне было известно, что меня там с нетерпением ждут, так это в Москву: туда, опередив меня, уже отправились мои добрые друзья Нарышкин и Женни Фалькон, оказавшие мне такой радушный прием в Санкт-Петербурге.

Однако у всякого путешественника есть определенные обязательства, которым ему приходится подчиняться под страхом прослыть ленивым путешественником — это разновидность путешественников, которая не вошла в классификацию, придуманную Стерном.

Ленивый путешественник — это тот, кто проходит не глядя мимо избитых достопримечательностей, осмотреть которые считают своим долгом все, и кто то ли из презрения, то ли по беспечности поступает не как все. Стоит ему вернуться на родину — либо мачеху, либо мать, ведь у всякого путешественника есть какая-нибудь родина — и заговорить о своих путешествиях, как он непременно встретит кого-нибудь, кто скажет ему:

"Ах, стало быть, вы там были?"

"Да".

"Так-так-так. А видели вы по соседству то-то и то-то?"

"Право слово, нет".

"Как же так?"

"Я слишком устал, либо мне показалось, что я напрасно потрачу силы".

Может быть пущен в ход и какой-нибудь другой довод, имеющий смысл в глазах того, кто его приводит, но совершенно бессмысленный в глазах того, кто его выслушивает.

И тогда начинаются сетования этого человека, жаждущего, чтобы все были рабами своих предшественников, то есть рабами косности, привычки, традиции; эти сетования обязательно завершаются словами:

"Забраться в такую даль и не увидеть главной тамошней достопримечательности!"

Так вот, дорогие читатели, в тридцати верстах от Сер-доболя находятся мраморные каменоломни Рускеалы, которые мне настоятельно советовали посетить и которые я был обречен посетить под страхом обесславить мою поездку в Финляндию.

Я достаточно часто признавался в своих пристрастиях, и потому мне следует признаться и в том, что вызывает у меня неприязнь; так вот, во время путешествий я не люблю посещать рудники, заводы и каменоломни.

Все это, бесспорно, приносит большую пользу, но моя любознательность довольствуется видом готовой продукции.

Однако спорить не приходилось: как уже говорилось, я был обречен увидеть карьеры Рускеалы, ибо в основном именно там добывался камень, из которого построили Исаакиевский собор.

Так что мы раздобыли телегу, это своего рода орудие пытки, используемое в России как средство передвижения.

Я уже описывал ее и, менее угодливый по отношению к моим читателям, чем Эней — по отношению к Дидоне, ни за что не соглашусь вновь испытывать боль, даже в воспоминании.

Впрочем, нас заверяли, как это всегда делают в России, что дорога туда превосходна.

Ближе к полудню мы распрощались с нашими друзьями-студентами, проводившими нас принятым в таких случаях троекратным "ура", и помчались, увлекаемые галопом пяти крепких лошадей.

Мостовые Сердоболя с первой же минуты внушили нам сильные сомнения в добротности дороги. Чтобы не вылететь из телеги, я вцепился в Дандре, ибо он, более меня привычный к такого рода экипажам, должен был лучше уметь сохранять равновесие; что же касается Муане и Миллелотти, то они поступили подобно тем наездникам, которые не довольствуются поводьями и хватаются за седло: оба ухватились за скамью.