Пути развития химии. Том 1. От первобытных времен до промышленной революции

Не все химики-флогистики относились к алхимии с такой же терпимостью, как Юнкер. Например, Циммерман называл ее сплошным надувательством. Он оценивал способности алхимиков по практическим результатам их работ, считая их ничтожными. Самих же алхимиков ученый называл "фанатиками и лжецами", которые "никогда не знали даже основ химии и зачастую не умели получить даже обычную сурьму". Циммерман высмеивал тех, кто пытался искать "универсальное лекарство... и поэтому взирал на весь мир, кроме алхимиков, свысока". Кроме того, среди алхимиков, как считал Циммерман, было немало таких, "которые запутались в дурацких и фантастических предположениях и сами поверили в них; они создали искусству получения золота славу высочайшего таинства и пытались объяснить в меру своего незнания происходящие превращения с помощью мистических заклинаний и правдоподобной риторики" [42, с. 7].

Г. А. Гофман, который написал одну из первых книг по практической химии, критиковал алхимиков за то, что они призывали "отдавать значительно больше уважения старинным химическим знаниям". "Химические теории,- писал Гофман,- как и другие научные знания и искусства, ценятся независимо от их возраста, старинные они или новые. Но при этом отнюдь не следует утверждать, как это делают многие, что самые ценные и неоспоримые химические знания были накоплены в древности египтянами, халдеями, евреями, вавилонянами... Некоторые алхимики придерживаются высокого мнения о себе, в связи с тем что их искусство, дескать, имеет весьма почтенный возраст. Поэтому они стараются доказать, что алхимия возникла едва ли не во времена сотворения мира. В этом не было бы необходимости, если бы алхимия в наши дни приносила хоть какую-нибудь пользу" [43, с. 9]. Давая историческую оценку попыткам алхимиков получить философский камень, Гофман писал: "В те мрачные времена нетрудно было прослыть за многознающего. Кто объявлял, что может делать золото, вызывал у людей преклонение своей ученостью... Простое обладание 10 000 талерами само по себе заставляло считать, что их обладатель умен, а 100 000 талерами — очень умен. Золото могло убедить в чем угодно" [43, с. 12 и сл.].

Врач и химик И. X. Бернхардт не видел существенной разницы между химией и алхимией. Он считал, что химия, алхимия и иатрохимия — это одно и то же. Бернхардт верил во влияние расположения звезд на ход химических процессов. В своих сочинениях он осуждал лишь то, что алхимики держали в тайне накопленный опыт. Бернхардт расшифровывал содержание алхимических рукописей, например Василия Валентина, и использовал для изготовления некоторых лекарств опыт, почерпнутый из сочинений алхимиков. Бернхардт написал книгу о расшифрованных им рукописях — "Химические опыты и исследования". При этом он игнорировал упреки в разглашении чужих тайн. "Меня не касаются эти проклятия,- писал Бернхардт,- Я открыл зашифрованные рецепты благодаря моему труду и способностям, а со своим собственным добром я волен поступать, как угодно... Кроме того, я считаю долгом всякого добропорядочного человека всеми возможными способами бороться с теми бедствиями, которые одолевают людей" [39, с. 19 и сл.].

Изложенное выше показывает, почему даже в середине XVIII в. отнюдь не все прогрессивные ученые достаточно критически оценивали алхимию. Некоторые из них считали трансмутацию теоретически возможной и признавали авторитет крупнейших алхимиков, историческое и научное значение их экспериментов.

Еще И. Эркслебен в своей книге "Основные начала химии", выпущенной в 1775 г., описывает алхимические опыты как достоверные научные факты [44]. (Во втором издании — 1784 г.- издатель книги И. Виглеб ввел поправку в этот текст.)

В середине XVIII в. капиталистические общественные отношения в Германии развивались быстрыми темпами. Как химики, так и владельцы мануфактур все яснее осознавали необходимость расширенного применения химии в производстве. Алхимики со своими эмпирическими и умозрительными обобщениями, тратившие массу сил и средств на недостижимые цели, тормозили прогресс науки. Представления алхимиков противоречили духу Просвещения[49] в Германии. Магия, астрология, вера в призраков и чудеса уступали место научному анализу материального и духовного мира.