Пышечка

Столько слов сразу после двух месяцев молчания – как проливной дождь после засухи.

– И потом, мой братец очень злится.

Пару секунд Бо сосредоточенно кусает кожу на большом пальце, а потом продолжает:

– Это я виноват в том, что нам пришлось уйти из «Креста».

Я хочу спросить почему, но тут возвращается Маркус.

– Слушайте, а эти мамочки весьма серьезно относятся к сладостям!

К моим щекам подступает румянец, будто нас застали за поцелуями.

В конце смены, когда мы выходим с работы, парни смеются над Роновским костюмом Зорро. Бо так и не снял свою кондукторскую фуражку, и, глядя на него, я не могу сдержать глуповатой улыбки.

На улице, облокотясь на мамину машину, меня ждет Митч.

Я ужасный человек, но меня злит, что он приехал. Я из тех, кто никогда не смешивает еду на тарелке. Митч должен был оставаться на своем краю блюда.

– Пока, – говорю я Маркусу и Бо. – Увидимся.

Я поворачиваюсь и иду к Митчу. Это, конечно, физически невозможно, но я прямо чувствую, как взгляд Бо прожигает дырку в моей спине.

– Эм-м, привет, – здороваюсь я. – Отличный костюм.

Митч нарядился Индианой Джонсом: на нем светло-коричневые брюки, кожаная куртка и широкополая шляпа.

– Вечер субботы, – говорит он. – Хэллоуин!

Я смеюсь.

– Что в переводе означает: «Хочу домой»!

Он мотает головой.

– Не-а. Без вариантов. Я покажу тебе, почему Хэллоуин – это круто. Пойдем. Залезай.

– У меня нет костюма.

Он пожимает плечами.

– На тебе костюм кассирши из бургерной. А еще можешь притвориться медсестрой-волонтером[24].

Меня бросает из жара в холод и обратно. Я хочу, чтобы он уехал. Хочу, чтобы остался. Он слишком напорист. Он мог бы быть посмелее. На губах у меня играет улыбка.

– Ладно. Убеди меня.

Сорок два

В машине я достаю телефон, чтобы написать маме и предупредить, что буду позже, но меня ждет сообщение.

БО: рад, что ты вернулась.

Я втягиваю в рот губы, сжимаю их изо всех сил и прячу телефон в подстаканник.

Митч везет нас в Стоунбридж, самый богатый район Кловера. Хотя, вероятно, по меркам других городов не такой уж он и богатый. Его построили в последние лет десять; у него огороженная территория и отдельный въезд. Правда, ворота всегда открыты, но не суть.

Припарковавшись на случайной улице, Митч бросает мне наволочку.

– Погоди. Мы не можем идти клянчить сладости, уже слишком поздно.

– Не слишком.

– Уже за полночь.

– Плевать. – Митч разворачивается. – Кое-что забыл.

Он бежит к своей машине и возвращается с обернутым вокруг кулака коричневым кнутом.

– Ты издеваешься? Будешь расхаживать с этой штукой?

– А что? Так костюм выглядит убедительнее.

Некоторое время мы идем посередине дороги, разыскивая какой-нибудь дом, где еще горит свет. Асфальт здесь светлый и гладкий – не сравнить с улицей, на которой я выросла, где вся дорога в заплатках. Огромные, массивные дома стоят очень близко друг к другу, разделенные лишь узкими полосками сочно-зеленой травы.

Когда район только начинали строить, мама и Люси раз в несколько недель приезжали сюда на машине – со мной на заднем сиденье. Мы наблюдали, как здесь растут дома и появляются новые улицы. Помню благоговейный трепет перед новыми пейзажами: как будто человечество открыло неизведанные земли, а мы делаем по ним первые шаги. Тогда я не понимала, насколько мал Кловер, но мне казалось, что все знаменитости живут в Стоунбридже. Кинозвезды, музыканты, модели. В те времена мама еще казалась мне звездой, а потому я верила, что какой-нибудь чудесный дом дожидается здесь нас троих.

Мы останавливаемся у коттеджа из красного кирпича с огромным эркерным окном[25] и сияющей люстрой, которую видно с улицы. Митч звонит в дверь, а я стою у него за спиной. Уже поздно, и хозяева точно не обрадуются паре подростков на пороге.

Ответа нет. Митч звонит еще раз.

Я начинаю отходить от дома.

– Не отвечают. Пошли.

– Погоди! – зовет Митч.

Дверь приоткрывается, и мы видим женщину в халате. Волосы у нее завернуты в полотенце, по шее стекают струйки воды. На вид она старше моей мамы, но в бабушки еще не годится.

– Чем могу вам помочь?

Митч без колебаний протягивает ей наволочку.

– Сладость или гадость!

У женщины такой вид, будто она перепутала часовые пояса и только что проснулась.

– Ой! – Она смотрит на запястье, видимо, чтобы проверить, который час, но часов на нем нет. – Хорошо.

Она почти полностью закрывает дверь, но несколько мгновений спустя возвращается с вазочкой конфет и решительно высыпает половину в наволочку Митча.

Он толкает меня локтем, и, несмотря на то, что я ужасно глупо себя чувствую, я протягиваю свою наволочку – и получаю остаток конфет.

Очевидно, эта дама решила, что если у двух старшеклассников хватает наглости выпрашивать посреди ночи сладости в самом приличном районе города, значит, эти сладости они заслужили.

Леди-в-халате похлопывает себя по животу:

– Мне в любом случае не следует держать дома столько сладкого.

Митч касается полей шляпы.

– Gracias, señorita[26].

Мы идем по улице дальше, и он шутливо толкает меня плечом.

– Вот видишь, это весело!