Пышечка

Бо́льшая часть людей, к которым мы стучимся, ведут себя так же, как Леди-в-халате, но одни не отвечают, а другие, увидев нас на пороге, даже выключает свет.

В одном из домов нас встречает старик в семейниках. Его лицо покрыто такими глубокими морщинами, что кажется, он вот-вот растает как свеча.

– Убирайтесь, чертовы хулиганы! – кричит он.

Митч пытается перекричать тявканье мелкой собачонки у старика за спиной.

– Сладость или гадость!

– О, я вам устрою гадость! – Он распахивает дверь, и мы видим ружье у него на плече. – Сейчас надеру вам задницы!

Митч хватает меня за руку.

– Бежим, бежим, бежим!

Мы несемся по проезжей части и сворачиваем за угол, а за спиной у нас эхом отдается ехидное старческое гоготанье.

Когда мы оказываемся на безопасном расстоянии, я останавливаюсь, уперевшись руками в колени. Мы оба тяжело дышим.

– Этот. Бешеный. Ублюдок. – Я жадно ловлю воздух. – Мог нас прикончить.

– Не, – говорит Митч. – Он просто хотел нас спугнуть.

Я выпрямляю спину и потягиваюсь.

– И ему это удалось. – Потом взвешиваю мешок с конфетами: он куда тяжелее, чем я рискнула бы предположить в начале вечера. – Думаю, пора завязывать.

Митч поднимает палец и корчит умоляющую гримасу.

– Еще один дом, – просит он. – Ну пожалуйста!

В лунном свете он выглядит непривычно. Почти загадочно. И даже привлекательно. Я тихо смеюсь.

– Ладно, но только один, – говорю я. – Выбирай с умом.

Он выбирает огромный белый дом с длинной подъездной дорожкой, который стоит в тупике. Затем звонит в дверь, и через несколько минут нам открывает замученная женщина в спортивном костюме и ведьминской шляпе.

– Ах ты черт! – восклицает она так быстро, что Митч даже не успевает произнести свое коронное «Сладость или гадость». – Прямо перед вами все закончилось!

– Индиана Джонс! – позади нее подпрыгивает мальчик в пиратском костюме. Костюм у него явно самодельный, но собран очень тщательно и продуман до мелочей. – Как круто!

Митч расплывается в улыбке.

– Все в порядке, – говорю я даме. – Мы просто дурачимся. Нам самим пора домой.

Она желает нам доброй ночи.

Когда мы проходим полдорожки, из-за спины вдруг раздается детский крик:

– Эй! Э-ге-гей! Подождите!

За нами гонится юный пират, и в руках у него болтается пластиковая тыква. Он резко тормозит и протягивает нам по конфете.

– Мне понравился твой костюм, – говорит он Митчу.

– Спасибо, дружище! Твой пиратский наряд тоже классный! – Митч с ним не сюсюкается, потому что для Митча он не какой-нибудь малыш. Для Митча каждый – личность.

Парнишка бежит обратно к дому, где в дверях его ждет мама.

Мы садимся на бордюр, сложив конфеты в ногах. Сегодня ночью я в первый раз ощущаю, что осень в самом деле близко. Каждое дуновение ветерка пробирает меня до моих южных костей.

– Говорил же, Хэллоуин – это офигенно! – восклицает Митч.

Я ложусь на полоску изумрудного газона богатых людей (обычная техасская трава ломкая и коричневая), которая растет между дорогой и тротуаром.

– Было неплохо.

– Когда тот мальчик на меня посмотрел, он увидел Индиану Джонса. Не какого-то там парня, завалившего вчерашний матч. Не чувака, играющего целый день в видеоигры. Для него я был кем-то другим.

Митч ложится рядом со мной.

– А тебе не кажется, что ты как будто прячешься от себя? – Я поворачиваюсь к нему, и трава щекочет мне щеку. – Я понимаю, каково это, когда не хочется быть собой. Но притворяться кем-то другим еще тоскливее, разве нет?

– Не знаю. Мне кажется, нужно притворяться тем, кем ты хотел бы стать, до тех пор пока не поймешь, что стал им. Иногда делать вид, что ты все сможешь, – это уже половина успеха. – Он перекатывается на бок и приподнимается на локте. – Вот, например, когда я впервые с тобой заговорил, я ужасно тебя боялся. Если честно, я до сих пор тебя побаиваюсь. Но чем больше я изображаю невозмутимость, тем меньше во мне страха. – Он замолкает, а потом прибавляет: – Страха перед тобой.

Я его хорошо понимаю, потому что всю жизнь кем-нибудь притворялась. Не помню, когда именно я решила, какой девушкой хочу быть, но это случилось достаточно давно. С тех пор я сверяю с ней (кем бы она ни была) каждый свой шаг. Впрочем, играю я все хуже и уже не уверена, что мне нравится личность, которая прячется под маской. Вот бы было волшебное заклинание, которое помогло бы мне построить мост через пропасть между той, кто я есть, и той, кем хотела бы стать. Потому что этот способ – играть роль, пока роль не станет мной, – для меня не работает.

– Что? – спрашивает Митч.

Я качаю головой и улыбаюсь, прикрыв рот рукой.

– Ты меня боишься?

Мне не по себе от его слов и в то же время приятно, когда не ты робеешь и теряешь дар речи.

Митч отводит мою руку от лица. Ладони у него потные, и я неожиданно осознаю, что он так близко, что я вижу поры у него на носу.

– Мне кажется, все хорошее всегда немного пугает, – говорит он.

Его губы касаются моих. Я не двигаюсь, и он обнимает меня за талию. Мы целуемся без языка, просто приоткрыв губы. В его дрожащих прикосновениях я ощущаю смесь ужаса и восторга.