Читаем Пышечка полностью

Но мне самой не страшно. Ничуточки. И тогда я понимаю, что все это не то. Я точно знаю, что должна ощущать.

Сорок три

На следующий день у нас дома точно взрывается атомная бомба. Все начинается с того, что, вернувшись из церкви, мама решает примерить свое конкурсное платье.

– Пышечка? – кричит она из спальни. – Детка, у меня заела молния!

Я плетусь вверх по лестнице. Каждый год с тех пор, как мама победила в конкурсе, ей удавалось влезть в свое старое платье. Даже год, когда родилась я, не стал исключением. Судя по рассказам Люси, тогда наш дом походил на спортзал и мама была близка к провалу, но все-таки справилась.

Я видела это платье (лиф цвета морской волны, расшитый пайетками, и шифоновая юбка) столько раз, что оно уже не кажется мне красивым.

Поскольку дом у нас очень старый, на втором этаже нет большой спальни – только две комнаты с общим туалетом. Мысль о том, что комнаты мамы и Люси – это те самые комнаты, в которых они выросли, кажется мне странной. Представляю, как, будучи подростками, они в разгаре ссоры хлопали дверью друг у друга перед носом или незаметно от родителей пробирались в соседнюю комнату. Я слышала кучу историй из их жизни до моего рождения, но иногда мне становится ужасно интересно, о чем они умалчивали, и пробелы я заполняю собственным воображением.

Пройдя по коридору, я берусь за круглую стеклянную ручку и открываю дверь маминой спальни…

Вот дерьмо…

Уже с порога я вижу, что проблема не в молнии. Платье на спине не сходится на добрых два-три сантиметра.

Мама жестом просит меня подойти поближе; на лбу у нее выступила испарина. Пару минут я изображаю борьбу с молнией, после чего говорю:

– Эм, мам? По-моему, дело не в молнии.

Она резко оборачивается и через плечо глядит на свое отражение в зеркале.

– Черт подери! – вырывается у нее.

Н-да, по-моему мама только дважды в жизни произносила слово «черт», и то прошлый раз я даже не помню.

– Расстегни его.

Молния со вздохом облегчения расстегивается.

Мама садится на край кровати, прижимая платье к груди.

– Ладно, придется мне, видимо, сесть на диету. Еще добавлю велотренажер и пилатес. – Она произносит «пилатес» как «пилатэс», и голос ее становится пронзительно-высоким (верный признак сильного волнения). – Кажется, у Мэрилу будет занятие завтра вечером.

– Но завтра я работаю, – говорю я. – И мне нужна машина.

Мама смотрит на меня, высоко подняв брови и недоумевая, почему я не понимаю всей серьезности ее положения.

– Ну, милая, придется нам как-то выкручиваться. По утрам тебе нужно в школу, так что машина твоя, а я буду брать ее по вечерам. У большинства твоих ровесниц машин вообще нет. Приходится довольствоваться тем, что имеем, ничего не попишешь.

Я даже не пытаюсь с ней спорить.

Сидя в комнате отдыха, я грызу яблоко, которое дала мне мама, высаживая меня на парковке. Готова поклясться: пока я выходила из машины, она задержала дыхание. Видимо, боится словить лишние калории, дыша в непосредственной близости от трансжиров.

Вчера я ждала, что Митч со мной свяжется. Хотя бы позвонит поинтересоваться, все ли между нами в порядке после Хэллоуина. Как звонок из службы по работе с клиентами: «Оцените степень вашей удовлетворенности».

Но телефон молчал.

Проснувшись вчера утром, я некоторое время убеждала себя, что поцелуй мне не приснился. Кстати, он был неплохой, просто сердце у меня не замирало, как с Бо.

Однако сегодня Митч ведет себя совершенно обычно. Ни намека на Поцелуй. Мне даже пришла в голову мысль, что той ночью на самом деле он был кем-то другим. Может, нас коснулось хэллоуинское волшебство? Но одолевающие меня вина и сожаление, увы, абсолютно реальны.

И все-таки после уроков, когда мы идем на парковку, он уверенно берет меня за руку. Ощущение у меня такое, словно я что-то пропустила. Я не собираюсь ввязываться в очередные отношения, где недосказанность компенсируется избытком действий. На прощание Митч вручает мне книжку под названием «Магия для юных телом и душой».

– Помню, ты говорила, что тебе нужно придумать номер на шоу талантов. Для конкурса.

Я запихиваю книгу в рюкзак и благодарю его.

– Там внутри записка, – говорит он на прощание. – Прочти ее потом.

В дверь комнаты отдыха кто-то стучит, хотя она открыта.

– Привет, – говорит Бо.

Я невольно улыбаюсь.

– Привет.

– Хотел убедиться, что ты тогда нормально добралась домой. – Он теребит пальцы, потом засовывает ладони в задние карманы. – Странно было оставлять тебя с этим парнем, но я вспомнил, что вы с ним ходили на танцы. – Он прочищает горло. – Вы, по ходу, довольно близки, да?

У меня горят щеки.

– А, да. Это был Митч.

Бо кашляет в сгиб локтя.

– Круто.

У меня вырывается невольный смешок.

– Круто.

Он разворачивается на пятках и быстро уходит на кухню.

Я медленно выдыхаю. Только что между нами произошел Самый Сдержанный Диалог в Мире. А я вся будто горю.

После закрытия я первым делом замечаю, что маминой машины на парковке нет. Мы еще не заперли двери, но я уже набираю ее номер.

– Алло? – Голос у нее низкий и сонный.

Черт.

– Мам?

Перейти на страницу:

Все книги серии Rebel

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Люди августа
Люди августа

1991 год. Август. На Лубянке свален бронзовый истукан, и многим кажется, что здесь и сейчас рождается новая страна. В эти эйфорические дни обычный советский подросток получает необычный подарок – втайне написанную бабушкой историю семьи.Эта история дважды поразит его. В первый раз – когда он осознает, сколького он не знал, почему рос как дичок. А второй раз – когда поймет, что рассказано – не все, что мемуары – лишь способ спрятать среди множества фактов отсутствие одного звена: кем был его дед, отец отца, человек, ни разу не упомянутый, «вычеркнутый» из текста.Попытка разгадать эту тайну станет судьбой. А судьба приведет в бывшие лагеря Казахстана, на воюющий Кавказ, заставит искать безымянных арестантов прежней эпохи и пропавших без вести в новой войне, питающейся давней ненавистью. Повяжет кровью и виной.Лишь повторив чужую судьбу до конца, он поймет, кем был его дед. Поймет в августе 1999-го…

Сергей Сергеевич Лебедев

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
iPhuck 10
iPhuck 10

Порфирий Петрович – литературно-полицейский алгоритм. Он расследует преступления и одновременно пишет об этом детективные романы, зарабатывая средства для Полицейского Управления.Маруха Чо – искусствовед с большими деньгами и баба с яйцами по официальному гендеру. Ее специальность – так называемый «гипс», искусство первой четверти XXI века. Ей нужен помощник для анализа рынка. Им становится взятый в аренду Порфирий.«iPhuck 10» – самый дорогой любовный гаджет на рынке и одновременно самый знаменитый из 244 детективов Порфирия Петровича. Это настоящий шедевр алгоритмической полицейской прозы конца века – энциклопедический роман о будущем любви, искусства и всего остального.#cybersex, #gadgets, #искусственныйИнтеллект, #современноеИскусство, #детектив, #genderStudies, #триллер, #кудаВсеКатится, #содержитНецензурнуюБрань, #makinMovies, #тыПолюбитьЗаставилаСебяЧтобыПлеснутьМнеВДушуЧернымЯдом, #résistanceСодержится ненормативная лексика

Виктор Олегович Пелевин

Современная русская и зарубежная проза