Раба любви и другие киносценарии

— Впереди колодец, — сказал Тимур, привстав в стременах. — Дальше степь кончается, начинается пустыня.

— Как бы ле встретить нам разбойников, — говорит Саид. — Здесь бродят шайки разбойников-туркмен. Их главный товар — рабы, особенно молодые женщины, которых они продают дорого. Может быть, мы вернемся назад?

Пустыня. Ночь.

В темноте мелькали всадники, слышен был звон оружия. Тимур и Альджан, полуодетые, выскочили из палатки.

— Не отставай от меня! — крикнул Тимур, беря одной рукой повод лошади, а другой Альджан. Бешено понеслись напролом.

— Слава богу, все целы! — сказал Саид.

Тимур страшно ругался:

— Будь ты проклят, гнойный сифилитик, пусть сгниет мясо на теле твоей монгольской матери!

Тимур лег с женой на голый песок, было холодно и неудобно, но от усталости он быстро закрыл глаза.

Черный ворон сел на плечо Тимура, и от тоски, сжавшей его сердце, Тимур заплакал. Рой мух со всех сторон слетелся к плачущему Тимуру. Он отгонял их, но они летели и летели. Он задыхался от усталости и ярости и от невозможности отогнать мух.

 Он открыл глаза. Альджан трясла его за плечо.

— Ты плакал но сне, — сказала Альджан.

Был холодный, сырой рассвет. Поеживаясь, Тимур сел со скорбным лицом...

Площадь перед мечетью.

Ранний рассвет, но у мечети уже много народа. Тысячи людей, одетых в траурные рубища, в руках у многих факелы, фонари, колокола, изображения солнца и полумесяца на шестах и пестрые куски материи. Молодой венецианский путешественник Николо тоже одет в траурное рубище, голова его повязана чалмой.

— Я давно мечтал проникнуть на мусульманский праздник, — говорит он своему проводнику Якубу, — и вот недаром проделал такое путешествие из Венеции.

— Говори тише, — предупреждает проводник. — Если узнают, что ты не мусульманин, я рискую вместе с тобой.

Загремели барабаны, ударили медные тарелки, шествие началось. Впереди шли люди, одетые в длинные черные рубахи, они били себя в грудь. За ними двигались другие мужчины, тоже в черных рубахах, которые били себя по спине и плечам цепями. Потекла первая кровь.

Тимур, который наблюдал за всем этим из толпы, поморщился.

— Это аза — процессия огорчения, — шепотом говорит Якуб. — В намять гибели имама Хусейна, внука пророка Мухаммеда. Вот идет хади, предводитель процессии, который рассказывает о гибели Хусейна в битве при Кербеле.

— После смерти пророка Мухаммеда, — громко, патетично говорит хади, — халифом стал тесть пророка Огубак. Умирая, он передал власть своему тестю Омару, его убили отступники.

Плач и крики в процессии стали громче.

— Возьми флакончик со слезами, — шепнул Якуб Николо и протянул флакончик. — У кого не хватает собственных слез, приносит их во флакончике. Здесь нельзя выглядеть равнодушным.

Николо взял флакончики сбрызнул глаза.

— Праведный Али, двоюродный брат и зять пророка, — с пафосом продолжал хади, — новый халиф, был убит при выходе из мечети после пятничной молитвы.

Крики стали еще громче, кровь потекла обильнее.

— Праведный Али завещал привязать свой труп к верблюду и пустить его в пустыню. И похоронить его там, где верблюд опустится на колени.

— Я-алли! Я-алли! — кричали из шествия. — О боже!

— Власть захватил проклятый Муавия, — продолжал хади. — Он потребовал присяги сыну своему, проклятому Езиду.

— Шайтан! Шайтан! — яростно кричала толпа и поднимала кверху кулаки и оружие.

Уже всходило солнце. Улицы наполнялись все большим и большим количеством людей, присоединявшихся к шествию.

— Сын убитого Али, внук Мухаммеда, имам Хусейн в сопровождении двухсот приближенных, по зову жителей своего города Элькуфы, отправился туда переменить власть, принадлежащую ему по праву.

— Я-аллн! Я-алли! — кричала толпа.

Звонили колокола, раздавалось пение.

— Армия Езида в четыре тысячи человек преградила ему путь. Хусейн повернул к Евфрату, но и здесь натолкнулся на врагов. Они засыпали канал, ведущий к его лагерю. Хусейн и его приближенные умирали от голода и жажды...

Вопли из толпы достигли предела. Многие в шествии избивали себя цепями, к которым были привязаны мелкие гвоздики, ранили кинжалами, вонзали в тело иглы. Уже несколько искалеченных лежало на обочине. Николо отворачивался, смотрел с трудом.

— Такова наша вера. Ради веры люди не жалеют своей жизни, своей крови... — сказал Якуб и, помолчав, добавил: — И чужой тоже.

— В битве при Кербеле, — продолжал громко, нараспев выкрикивать хади, — все приближенные Хусейна были уничтожены, асам Хусейн убит Езидом. Голову Хусейна но наущению Езида отрезали и подвергли надругательствам.

Отдельной группой шли люди, которые острыми палашами наносили себе удары по голове. Из этой группы слушатели уже вытащили одного мертвеца.

— Это либо фанатики, — тихо сказал Якуб, — либо люди, давшие обет «азакамат», если святой имам Хусейн поможет исполнению их желаний. Камат — это острый меч, которым они бьют себя по голове.

Пустыня под Бухарой. Колодец. Вечер.

Тимур и его спутники подъехали к колодцу и спешились. У колодца было много народу. Шла меновая торговля.