Радио Мартын

– Хорош эту хуйню бабкину нести, – перебил его Меркуцио, – приехали уже, слава богу. Травники, блядь.

Мы остановились у старого особняка из последних оставшихся. Со стены равнодушно смотрел угрюмый профиль: «В.Я. Брюсов – жил и умер здесь, поэт и член ВКП(б)».

Паспорт, медкарта, показываю их печальной девушке-полицейской на входе. «А я все жду и жду карточку», – прошептал я. «Проходите», – сказала она.

У входа к Меркуцио бросилось сразу человек десять, обняли, потянули вверх по лестнице, я поплелся за ними. Мы вошли в небольшой зал, на скамейках сидело несколько десятков угрюмых слушателей. «Давайте всё же начнем», – сказал человек в безразмерной майке и начал рассказывать, что Агнессу он знает давно и «ценит не только как товарища, но и как поэта, и, что важно, поэта не столичного, а свежую астраханскую кровь». Он говорил нескладно, но долго. Потом выступала Агнесса, было много непонятного.

         Закажи себе свою печень         Будем крутиться на этой карусели у маленького бара         Ты в костюме чижа, я в костюме ежа         Ты в штанах без ножа         Мы здесь уже не будем пить         Нам не нальет слепой Степан         Твой стакан пустой, а ведь я твой стакан         Вот уже трещина пошла через всего меня         – маленькая неядовитая змея         Снимай костюм ежа,         сниму костюм ужа,         не стоит блевать с Карусели,         когда нет штанов у ножа

         Мы выйдем с тобой на воздух         И воздух обнимет опрокинет любя         Тогда и ты опрокинешь меня,         И я одна пустая трещина, исчезнувшая змея         И вот гляди, гляди, гляди,         ты и правда теперь совсем один,         только через улицу сам не беги,         Только через улицу сам не беги.

Сжавшись в кулек, я вышел покурить. Спускаясь по лестнице, увидел Меркуцио, похоже уже давно сбежавшего с чтения. Он сидел рядом с женщиной-полицейской в небольшой будке при входе в музей.

Она была красива. Ее звали Люся. Ей очень шла форма. У нее были длинные черные волосы. Ямочки у губ. Она картавила.

Вокруг нее стояли телефоны, какие-то книги, я назвал их про себя амбарными, косметичка.

– Чем докажете, что замужем, – спрашивал ее Меркуцио.

– Вот, смотрите, обручальное кольцо.

– И вы работаете в музее ночью?

– Да, раз в три дня.

– И что муж об этом?

– Об этом что?

– О том, что вы проводите ночи в каком-то музее с бородатым Брюсовым?

– Это я полицейская, а вы меня допрашиваете.

– Мне интересно, как вы живете. Вы Брюсова знаете?

– Нет, у меня времени нет, к сожалению.

– О прикрой мои бледные ноги. Уверены, что хотите охранять дом такого поэта?

– Я здесь недавно.

– А кем работает ваш муж?

– Транспорт. В транспортной компании.

– Кем?

– Перевозчиком. Он перевозчик.

– Крепкий?

– Что?

– Крепкий мужик?

– Большой, да.

– Ясно. Ладно тогда. Вы его любите?

– Люблю.

– Значит, с нами, я так понял, вы не поедете. А то нам нужно молодому человеку жену найти, – он посмотрел на меня.

Она засмеялась.

– Не поеду.

– А такие стихи знаете? Про нас с вашим мужем.

Он стал читать, иногда проборматывая слова:

           – Все какие-то странники.           Какие-то Люся, Боб и Большой Медведь.           Их вигвам разбит посреди страны и ее           гарнизонной скуки.           Где-нибудь на закате.           Что-нибудь в ноябре.           Это игра просто, понимаете, просто игра:           Вышли та-та-та, высыпали, забили тревогу…           Но при всем при том не государственный гимн,           не надо к этому так относиться.           Все проходит, как мимо проходят чужие фары.

Здесь он вскочил и почти прокричал следующие строки:

              – Остаются та-та, иностранные этикетки.

              Много фокусов и подлейших штук.              Много зла и чего угодно.              И чего угодно.              Ничего не знаем наверняка.

Знаете?

– Здорово, красиво. Люся, Боб, Большой Медведь.

– Это как мы с вами втроем.

– А это тоже Брюсов?

– Нет, один агент иностранной разведки. Не поедете с нами выпивать, играть? Хотите посмотреть, как мы ушами автомобили двигаем?

– Не могу, к сожалению.

– А мы поедем.

– Жаль, правда, – сказала она.

Я ей поверил.

– Поехали, – кивнул Меркуцио мне.

Мы вышли на улицу, было очень темно. Я опять пожаловался на то, что меня мутит.

– Знаешь теорию трех стадий?

– Что?