Радио Мартын

При этом он ненавидел серьезные, «духовные» разговоры – он не переносил их на дух. Мы все время говорили ни о чем, о пустяках. К тому, что происходило вокруг, он относился с ненавистью и заражал меня ею. Но он умел в этом происходящем растворяться без видимого ущерба для себя. Он говорил: «У нас переименовали собесы в комьюнити-центры, вот и всё» или «Жить при становящемся режиме подлее, чем при дряхлеющем, когда жили мои родители. И, главное, скучнее». Упоминая вскользь о проблемах «Пропилей», часто повторял фразу «возмужали дождевые черви». Но чаще говорил что-то вроде «в воздухе недоеб», а на предложение случайного собутыльника «Выпьем за любовь!» отвечал через жуткую паузу: «Не проблема».

Он звонил в три ночи и приезжал ко мне, один или с кем-нибудь, почти всегда очень пьяный. Мы выпивали снова, я снова играл ему «Спой мне, иволга». И снова. Я читал ему письма, найденные на почте. Мы слушали старые пластинки на старом проигрывателе, не обращая внимания на стучащих по батареям соседей. Увидев, что у меня листочек из почтового ящика с цитатой из Евангелия, он сказал: «Знаешь, как отвечал Бродский на вопрос, почему он христианин? “Потому что не варвар”. А у нас знаешь как? Варвары, которые прикинулись христианами».

И вот, прощаясь после очередного приключения, он на бегу бросил, что следующим вечером я ему опять нужен:

– Завтра подтверждается. Помнишь, говорил? Нужно «Амаркорд» сделать. Не забудь аккордеон, все по-настоящему. Будет вечер киношников, поминки и шапка разом. Завтра мы будем сидеть в саду. Езжай, рыцарь, спасай жар скачки.

И внутри меня снова забарабанил тамтам из «Питера Пэна» и грохнули иоселианиевские литавры.

3.40

Как мы познакомились? Где мы познакомились?

В троллейбусе. Я читал книгу стихов Джима Моррисона. Она подошла, сказала, что ей тоже интересно.

Нет.

В фонтане танцевали линди-хоп.

Нет.

В очереди за акциями банка «Менатеп» в конце девяностого года.

На рождественской службе, я звонил на колокольне.

В спальном мешке в горах.

Вывалились из соседних вагонов электрички на платформе Спутник.

На катке.

На митинге.

В метро, мы начали друг друга рисовать.

В театре, я был на сцене.

На концерте «Oasis».

В очереди на Серова.

На философском семинаре.

В окопе в сорок втором, а по ее мнению, в военкомате в пятьдесят первом.

Мы в школе познакомились.

На полу в «Солянке».

На полу в «Кризисе жанра».

В яхтенном походе, на Волге, в семидесятом. Она была боцманом, а я – юнгой. Что посуды перемыл и картошки перечистил – и не рассказать.

В автобусе, я вез заказ, а она ехала на работу в «Красную Шапочку».

В баре киевского Дома кино во время ретроспективы Вендерса.

В ОГИ у Николки за столом.

Я пришел к ней на хоровые занятия.

На картошке после первого курса. На колхозном поле.

На районе.

Она зашла в аську, увидела в списке онлайн ник Лорд Алекс, рассердилась и написала: «Эх ты, а еще лорд называется».

В фольклорной экспедиции, собирая колыбельные.

В РДКБ, когда сдавали кровь.

В туалете «Под мухой».

Купил у нее пряничный домик на благотворительной ярмарке.

На чтениях «Русфила» у памятника Блоку, оттуда пошли на концерт «Пони».

В спортивном лагере в Алуште. Она бегала по утрам, а я возвращался из бара «У крота».

На караоке-вечеринке в анархистском книжном магазине.

В храме на крестинах детей наших друзей.

На студенческой конференции в Тарту.

Во Львове на наблюдении на выборах президента Украины.

На Главпочтамте в девяностые, когда заказывал межгород.

На концерте СБПЧ.

В Минске: она перебегала дорогу перед машиной, в которой я ехал.

Она гуляла в белую ночь с собакой у Медного всадника.

Она была на лекции «Арзамаса» в Ленинке.

Мы были в Звенигороде на трехдневном интенсиве по глазури.

На Всероссийском турнире юных физиков в Академ-городке.

В автозаке, вместе встретили в отделении Новый год.

Нет.

Ездили волонтерами в детский дом.

Нет.

На занятиях по кинцуги.

Нет.

Я познакомился с ней в саду за длинным столом. Да, я познакомился с ней в саду за длинным столом.

3.41

В тот день я долго возился с дверью, никак не мог ее закрыть. Поэтому пришел, когда в саду уже все началось. Дал опоздания часа на полтора. Из-за соседей по лестничной клетке. Они не только подложили под коврик сигаретные бычки, но напихали спичек в замок. Пока выковырял, прошла вечность: видимо, это была месть за очередную пьянку с Меркуцио и ночной аккордеон. А может быть, еще чем-то не угодил. Тамаре все равно, а этим аспидам нет, грозятся поймать зайца или пожаловаться на него в какой-нибудь надзор.

Это лето летело стремительнее обыкновения. У тебя тоже было так? Казалось, что раньше летнее время шло медленнее. А сейчас – мгновенно. Пока я, слушая писк Тамариных морских свинок, натиравших кухню в солнечных пылинках, доедал суп с пирогом, рабочий за окном, чинивший дорогу, сказал своему коллеге: «Ты, бля, что так тоскливо копаешь, сам большой, как каша, огромный, а копаешь яму, бля, нежно, как Дюймовочка».