Радио Мартын

Дорогая Тонечка!

Сегодня, вчера, не получил твоих писем, очевидно где-нибудь лежат на почте и сразу принесут несколько писем. Что у тебя хорошего? Интересно, что слышно нового в Ленинграде. Возвращается ли кто из нашего брата домой? Послал письма в Москву, но ответа еще нет. Написал Косте Плудову, чтобы он зашел в Наркомат – ответа тоже нет. Очень возможно, что скоро я буду гораздо ближе к тебе, тогда приму все меры к тому, чтобы тебя привезти к себе, чтобы ты у меня хорошенько отдохнула и полечилась. Пока что живу этими надеждами. Нового у меня ничего нет. Был в Берлине, свою поездку туда я тебе описал в отдельном письме, которое вчера отослал. Привет всем. Посылаю эту открытку, в этом доме я сейчас живу. Окно помеченное крестиком – это моя комната. Крепко целую, Борис. 29.05.1945.

3.50

Был второй вторник сентября.

Да, я чувствовал, что люди, которым я отношу письма, заслуживают другого отношения к себе. Собираясь к ним, я даже стал гладить ворот рубашки – остальное не видно под свитером. Я чистил ботинки, проверял дыхание: дул в ладонь. И все чаще отказывался брать деньги. Хотя мне их все чаще не хватало на жизнь. Даже один цветок для тебя пробивал брешь в моем бюджете. Почти всю зарплату «Пропилей» Тамара забирала, а из-за частых пиров я стал пропускать свои рабочие смены.

«Катишься по наклонной со своим новым черноволосым дружком, – ворчала Тамара. – Не будет денег – буду отрезать по лапе у твоего зайца, чтобы было что есть, а потом превращу тебя в морскую свинку». И я ей верил.

Был вторник. Раньше я бы пошел в «Россию всегда». Сейчас я включил «Celebration of the Lizard» и пытался понять, что значит «согревать атомы».

«Во вторник будет сентябрь, встретишь человека с домашним телескопом, он поможет». Так сказал Володя, сказал странно: «Увидишь его на переходе к бывшему Гоголевскому бульвару в любой вторник».

Я надел подаренный Меркуцио синий пиджак. Мне он был плащом. К тому же карман оттягивала бутылка забытого виски с остатками содержимого.

Закапав капли, вставив аппаратик в ухо, я пожарил яичницу без масла (она опять приклеилась к сковороде), запил ее супом Тамары и заел травяным пирогом. Радиоточка знакомым голосом рассказывала утренние новости:

«Самолет рейса SU61463 Москва – Симферополь, который должен был вылететь из аэропорта Внуково в 9:35 по московскому времени, не смог взлететь из-за атаки гигантских ос, скопившихся вследствие разгерметизации контейнеров в багажном отделении. Вместе с мухожуками осы создали условия, резко затруднившие вылет отдыхающих в Крым. Правоохранители не исключают диверсию. На данный момент опасность миновала. Бояться не нужно ничего».

«Чиновники Министерства образования и науки совместно с Русской паназиатской православной церковью сочли недопустимым упоминание слова “презерватив” во время уроков, посвященных профилактике ВИЧ и СПИД, а также самих данных уроков и соответствующих болезней. Принято решение увеличить часы уроков, развивающих нравственность и верность семейным ценностям. Также во втором чтении принято решение о запрете противозачаточных препаратов и увеличения сроков как за названные болезни, так и за аборты на территории, подконтрольной России. На данный момент опасность миновала. Бояться не нужно ничего».

Я приглушил приемник, закрыл входную дверь, проверил почтовый ящик – ничего. Я даже расстроился: так привык получать записки от непонятно кого. Но увидел на батарее книжку, обернутую в зеленый крафт. Евангелие. В книге было три закладки, я открыл заложенные страницы и прочитал на них фразы, подчеркнутые ногтем. Первая: «Посему мы не унываем; но если внешний наш человек и тлеет, то внутренний со дня на день обновляется».

Вторая: «Но, имея тот же дух веры, как написано: я веровал и потому говорил, и мы веруем, потому и говорим».

Третья: «Что говорю вам в темноте, говорите при свете; и что на ухо слышите, проповедуйте на кровлях».