Радуга тяготения

Он по-прежнему Ник Шлакобери, военный (мирный?) корреспондент, хотя нынче опять в британской армейской форме, и в поездах полно времени переварить информацию, которую Марио Швайтар умыкнул для него в Цюрихе. Толстенная папка по «Имиколексу G», и указывает она, похоже, в Нордхаузен. Со стороны заказчика по контракту на «Имиколекс» выступал некто Франц Пёклер. Приехал в Нордхаузен в начале 44-го, когда производство ракет ставили на поток. Расквартирован был в «Миттельверке», подпольном фабричном комплексе, которым заправляло в основном СС. О том, куда делся, когда завод эвакуировали в феврале-марте, – ни слова. Но Ник Шлакобери, репортер-ас, уж конечно отыщет в «Миттельверке» зацепку.

Ленитроп сидел в качком вагоне с еще тридцатью замерзшими и оборванными душами – от глаз одни зрачки, губы изрыты болячками. Они пели – ну, некоторые. Многие – дети. Песня Перемещенных Лиц, и Ленитроп еще не раз услышит ее в Зоне, в лагерях, на дороге, в десятке вариаций:

Коль вдали увидишь поезд,Что летит упрямо в ночь,Залезай под одеяло,

Засыпай, пусть едет прочь.Что ни полночь, поезд звал насВ чужедальние места,Поезд вымерших селений,Бесприютный сирота.Нету никого в кабине,

Речи не слыхать ничьей,Не бывает пассажиров,В поездах больных ночей.Тихо, пусто на вокзалах,Насыпь голая грустна,

Что оставим, поезд взыщет,Путь – ему, а старость – нам.Пусть ревет, как рогоносцы,Что одним ветрам слышны,Поезд – для войны и ночи,Мы – для песни и вины.

По кругу передают трубки. Дым виснет на отсыревших деревянных балках, через щели вылетает в ночной воздушный поток. Дети хрипят во сне, плачут рахитичные младенцы… время от времени переговариваются матери. Ленитроп съеживается в бумажном своем злосчастии.

В досье швейцарской фирмы на Л. (значит Ласло) Ябопа перечислены все его активы к прибытию на работу в Цюрих. Оказывается, он сидел – свадебным ученым – в совете директоров «Химической корпорации „Грёссли“» аж до 1924-го. Среди фондовых опционов и ошметков всяких германских фирм – ошметков, которые через год-два подгребет под себя осьминог «ИГ», – нашлась запись о соглашении между Ябопом и мистером Лайлом Елейном из Бостона, штат Массачусетс.

Верным курсом, Джексон. Лайл Елейн – это имя он знает, ну еще бы. И оно нередко всплывает в личных записях Ябопа о частных сделках. Похоже, Елейн в начале двадцатых плотно работал с германскими отделениями Гуго Штиннеса. Тот при жизни был вундеркиндом от европейских финансов. Обитая неподалеку от Рура, где многие поколения его предков были угольными магнатами, молодой Штиннес, когда ему еще и 30 не стукнуло, сколотил приличную империю – сталь, газ, электро- и водоснабжение, трамвайное и баржевое сообщение. В Мировую войну тесно сотрудничал с Вальтером Ратенау, кто в те времена двигал всю экономику. После войны Штиннесу удалось из горизонтального электрического треста «Сименс-Шухерт» и поставок угля и железа «Рейнско-Эльбского Союза» слепить суперкартель, горизонтальный и вертикальный разом, и выкупить почти все остальное – верфи, пароходные линии, гостиницы, рестораны, леса, целлюлозные заводы, газеты, – а между тем он спекулировал валютой, на марки, занятые у «Рейхсбанка», покупал зарубежные деньги, сбивал курс, затем выплачивал ссуды лишь частицей изначальной суммы. Более всех прочих финансистов его винили в Инфляции. В те дни марки возили с собой в магазин на тачках и марками же подтирались – если, конечно, было что высирать. Иностранные связи Штиннеса покрывали весь мир – Бразилия, Ост-Индия, Соединенные Штаты: бизнесмены, подобные Лайлу Елейну, не могли устоять пред такими темпами роста. Тогда ходила теория, будто Штиннес сговаривается с Круппом, Тиссеном и прочими уронить марку и тем самым избавить Германию от выплаты военных долгов.

Роль Елейна была неясна. В записях Ябопа упоминается, что он устроил для Штиннеса и его коллег поставки тонн частной валюты, известной как «нотгельд», а для Веймарской республики – «векселей МЕФО», очередной из множества бухгалтерских уверток Ялмара Шахта, чтоб ни намека на закупки оружия, запрещенные по условиям Версальского договора, не появилось в официальных бумагах. Некоторые подряды на банкноты были отданы одной массачусетской бумажной фабрике, а в ее совете директоров оказался Лайл Елейн.

Подрядчик назывался «Бумажная компания „Ленитроп“».