Радуга тяготения

– Стойте, Мастер, не зажигайте – Мастер, потушите ее, пожалуйста, это взрывная сигара!

– Переходи, Кипиш, к тем сведениям, что побудили тебя к сему весьма бесцеремонному вторжению.

– Но…

– Кипиш… – Мастерски выдувая облака сигарного дыма.

– Я-я про форму здешних тоннелей, Мастер.

– Хватит дрыгаться. Мой проект основывался на двоякоизогнутой молнии, Кипиш, – на эмблеме СС.

– Но это ведь еще знак двойного интеграла! Вы это понимали?

– А. Да: Summe, Summe[163], как говаривал Лейбниц. Ну разве не…

БАМ.

Ладно. Однако гению Этцеля Ёльша суждена была роковая восприимчивость к образам, связанным с Ракетой. В статичном пространстве архитектора он, вероятно, в начале карьеры временами прибегал к двойному интегралу, находя объемы под поверхностями, чьи уравнения известны, – массы, моменты силы, центры тяжести. Но уже который год не сталкивался он с такими первоосновами. Ныне расчеты его по большей части происходят в координатах марок и пфеннигов, а не функций идеалистических r и θ, наивных x и y… Однако в динамическом пространстве живой Ракеты у двойного интеграла смысл иной. Здесь интегрировать значит оперировать при такой скорости перемены, когда время отпадает: перемена обездвижена… «Метры в секунду» интегрируются в «метры». Движущийся объект замирает в пространстве, оборачивается архитектурой – и вечностью. Никогда не запускали. Никогда не упадет.

Вот что происходило при наведении: магнитное поле удерживало в центре маленький маятник. При запуске выжимались g

, маятник смещался от центра к хвосту. К маятнику цеплялась катушка. Она двигалась через магнитное поле, по ней тек электрический ток. Поскольку маятник смещался от центра ускорением на старте, ток был тем больше, чем больше ускорение. Таким образом, Ракета со своей стороны сначала воспринимала ускорение. Люди, наблюдавшие за ней, сначала воспринимали ее положение или расстояние до нее. Чтобы от ускорения перейти к расстоянию, Ракете требовалось двойное интегрирование – требовались подвижная катушка, трансформаторы, электролитическая ячейка, диодный мост, один тетрод (дополнительная решетка, предохраняющая от паразитной емкости в трубе), хитроумный танец заложенных мер предосторожности, дабы перейти к тому, что человеческий глаз видел первым делом, – к расстоянию на траектории полета.

Опять эта симметрия задом наперед, которую не видит Стрелман, но видит Катье. «Целая жизнь», – говорила она. Ленитроп вспоминает ее неохотную улыбку, средиземноморский день, заворот стружки эвкалиптового ствола, в слабеющем свете розового, как офицерские штаны американского образца, которые Ленитроп когда-то носил, и резкий, едкий запах листвы… Миновав мост Уитстона, ток в катушке заряжал конденсатор. Заряд – интеграл по времени тока в катушке и мосте. Передовые версии этого так называемого ИГ-наведения[164] интегрировали дважды, и заряд на одной пластине конденсатора рос вместе с расстоянием, преодоленным Ракетой. Перед запуском другая пластина ячейки заряжалась до уровня, соответствующего расстоянию до определенной точки в пространстве. Осуществленный здесь Бренншлусс привел бы Ракету к точке в 1000 ярдов к востоку от вокзала Ватерлоо. В ту секунду, когда заряд (B_iL), накапливавшийся в полете, оказывался равен заданному заряду (A_iL) на другой пластине, конденсатор разряжался. Щелкал переключатель, отсекалась подача топлива, прекращалось горение. Ракета оставалась сама по себе.

Таков один из смыслов очертания тоннелей в «Миттельверке». Вероятно, другой – древняя руна, обозначающая тис, сиречь Смерть. В подсознании Этцеля Ёльша двойной интеграл означал метод нахождения скрытых центров, неизвестных инерций, словно в сумерках ему были оставлены монолиты, забыты неким извращенным представлением о «Цивилизации», в коем отлитые в бетоне десятиметровые орлы стоят по углам стадионов, где собирается народ – извращенное представление о «Народе», – где не летают птицы, где воображаемые центры в далеком ядре сплошной каменной фатальности не считаются «сердцем», «сплетением», «сознанием» (голос, сие произносящий, по ходу списка все ироничнее, все ближе к слезам – не вполне наигранным…), «Святилищем», «мечтою о движении», «пузырем вечного настоящего» или «его серым преосвященством Тяготением средь соборов живого камня». Нет, не считаются ничем подобным, лишь точкой в пространстве, прочной застывшей точкой – той, где должно прекратиться горение, никогда не запускали, никогда не упадет. А какова же конкретная форма, коей центр тяжести – Точка Бренншлусса? Не хватайтесь за бесчисленное множество вероятных ответов. Ответ единствен. Это, скорее всего, поверхность между одним порядком вещей и другим. Точка Бренншлусса имеется у всякой пусковой позиции. Все они так и зависли созвездием, ждут, что в его честь назовут 13-й знак Зодиака… но расположились столь близко к Земле, что мало откуда видны, а из разных точек обзора внутри зоны видимости складываются в совершенно разные узоры…