Радуга тяготения

Очутившись в другом центральном тоннеле, Ленитроп рысит наружу, стараясь не думать, хватит ли дыхалки одолеть добрую милю до выхода. Не успевает пробежать футов 200, как по лестнице за спиной уже карабкается авангард. Ленитроп куда-то юркает – видимо, в малярный цех, – оступается в луже вермахтской зелени и падает, едет средь вздымающихся волн черного, белого и красного и впирается в полевые ботинки пожилого человека с седыми буйволиными усами и в твидовом костюме.

– Grüß Gott[169], – говорит человек.

– Слушайте, меня эти, по-моему, пытаются убить. Тут можно куда-нибудь…

Старик подмигивает, манит Ленитропа через штольню и дальше, в другой центральный тоннель. Ленитроп замечает исполосованный краской комбинезон и соображает его прихватить. Мимо еще четырех штолен, затем круто направо. Склад металлоизделий.

– Глядите. – Старик, посмеиваясь, шагает по длинному цеху меж голубых стоек холоднокатаных листов, груд алюминиевых болванок, снопов прутковых заготовок 3712, 1624, 723… – Вот сейчас мы повеселимся.

– Не туда, мужик, они по этой фиговине спускаются.

Но эльф-переросток уже подтягивает трос с подъемника к высокой груде монеля. Ленитроп залезает в комбинезон, начесывает помпадур на лоб, вынимает перочинный ножик и обрезает оба уса.

– Вы смахиваете на Гитлера. Вот теперь они взаправду захотят вас убить! – Немецкий юмор. Старик представляется Глимпфом, профессором математики в Technische Hochschule[170] Дармштадта, научным консультантом союзного военного правительства, и это занимает некоторое время. – Ну, а теперь пускай бегут сюда.

Я во власти буйного маньяка…

– Может, лучше прятаться тут, пока не плюнут?

Однако дальше в тоннеле слышатся приглушенные крики:

– В 37-м и 38-м все чисто, цыплятки!

– О’кей, старый хер, бери нечетные, мы четные.

Они не плюнут, нет – они прочешут тоннель за тоннелем. У нас мирное время, не застрелят же в мирное время… но пьяные… ох батюшки. Ленитроп напуган до усрачки.

– Что нам делать?

– Вы эксперт по английской идиоматике. Скажите что-нибудь провокационное.

Ленитроп высовывает голову в длинный тоннель и с наианглийскейшим акцентом вопит:

– Майор Клёви сосет и причмокивает!

– Сюда! – Топочут сапоги галопирующих солдат, шляпки гвоздей трещат по бетону, а прочий зловещий металл в массе своей говорит цик… цик…

– Итак, – сияет озорник Глимпф, включая подъемник.

Ленитропа посещает свежая мысль. Он опять высовывает голову и вопит:

– Майор Клёви сосет у НЕГРИТОСОВ!

– Я бы поторопился, – грит Глимпф.

– Ой, а я как раз удачно про его матушку придумал.

Дюйм за дюймом выбирается слабина в бухте троса между подъемником и прутковыми заготовками, которые Глимпф поставил так, чтоб рухнули поперек двери – будем надеяться, как раз когда появятся американцы.

Ленитроп и Глимпф поспешно исчезают через выход напротив. Примерно когда они добираются до первого поворота тоннеля, исчезает свет. Гудит себе вентиляция. Ее фантомные голоса черпают уверенность во тьме.

Груда монеля рушится с ужасным грохотом. Ленитроп нащупывает скальную стену и вдоль нее идет сквозь абсолютную черноту. Глимпф где-то посреди тоннеля, на путях. Дышит нормально, но посмеивается себе под нос. За спиной глухие шатанья погони, однако света пока нет. Тихий лязг и пронзительное профессорское «Himmel»[171]. Вопли громче, а вот и первые фонарики, пора вылезать из ванны…

– Что такое? Господи боже…

– Сюда.

Глимпф наткнулся на какой-то миниатюрный поезд, что ли, очертания едва видны – прежде на нем катали по фабрике гостей из Берлина. Они забираются в передний тягач, и Глимпф дергает рычаги.

Ну вот и славно, все на борт, должно быть, Клёви отрубил только свет, позади высверкивают искры, и даже ветерок подул. Славно прокатиться.

На бильярде или в классы режутся с азартом нациЗдесь, в экс-прессе «Миттель-верк»!И забавные фашисты знай лишь крутят ус душистый,А куда мы – ты узнаешь после дождичка в четверг.В страну, что чуть дальше, успеть позарез,Дефицит и налоги – не наш интерес,Для Минни и-Макса – явный-прогресс,Наш «Миттель-верк-экс-пресс»!