Радуга тяготения

Глимпф зажег лобовую фару. Из боковых тоннелей, грохочущих мимо, глядят фигуры в хаки. Белки глаз на миг отблескивают светом и мигают мимо. Кое-кто машет. Крики доплерируют – Эй-эййй-й-й-й – точно клаксоны на переездах, мчишь домой среди ночи поездом по Бостонско-Мэнской… Экспресс поспешает. Влажный ветер свистит мимо. В обратном рассеянии прожектора видны силуэты боеголовочных деталей, груженных на две небольшие платформы, которые тащит тягач. Местное карликанство разбегается и хохлится вдоль полотна, почти за границей света. Маленький поезд они полагают своим и обижаются, когда его забирают большие люди. Кто-то сидит на штабелях ящиков, болтая ногами. Кто-то во тьме учится стоять на руках. Глаза их светятся зеленым и красным. Кое-кто даже раскачивается на закрепленных вверху веревках, изображают камикадзэ, атакуют Глимпфа и Ленитропа с криками «Банзай, банзай», а потом, хихикая, исчезают. Это у них шуточки такие. Они, в общем-то, вполне симпатичная…

Позади громкий, точно в мегафон, хорал во множество глоток:

Один парень по кличке Дурисс

– Ох блядь, – грит Ленитроп.

С батареей активно еблис-с.От полсотни вольт шокаХуй скончался до срока:

Только слякоть, потеки и слизь.Ja, ja, ja, ja!А в Пруссии кисок не ели u. s. w.

– Можете отцепить платформы? – осведомляется Глимпф.

– Ну, наверное… – Но возится как будто много часов. А между тем:

Салага по имени ПопПодключил к себе осциллоскоп.У цикличной кривой

Их любви половойНаклон в бесконечность утоп.

– Инженеры, – бормочет Глимпф.

Ленитроп отцепляет платформы, и тягач набирает скорость. Ветер дерет торчащие майки, воротники, манжеты, пряжки и ремни. Позади оглушительный грохот и лязг, кто-то кричит в темноте.

– Остановились, как думаете?

И прямо им в жопу, на четыре голоса:

Парнишка по имени Юрий

Еб форсунку через «вентури»,А затем остолопаМурыжили копы,И трепали судебные бури.

– Ооо – кей, бабуины! Фальшфейер есть?

– Отойди, приятель!

Вот и все оповещение – и, разразившись ослепительным сотрясом, Ледяное Сияние затопляет белый тоннель. Пару минут никто ничего не видит. Лишь грохочешь себе дальше в поразительной, совершенной белизне. Белизна без жара да слепая инерция; все это страшно знакомо – центр, который Ленитроп обходил стороной, избегал, сколько помнит, никогда не подходил так близко к подлинной движущей силе своего времени; лица и факты, что наводняли его соглашение с Ракетой, камуфляж и отвлекающие маневры отлетают на белый миг, суетные и незрячие, дергают его за рукава – это важно… пожалуйста… взгляни на нас…

но уже слишком поздно, остался лишь ветер, лишь перегрузки, и кровь его глаз уже затушевывает белизну до слоновой кости, мазков золота, а сеточку граней – до разбитой скалы… и рука, вознесшая Ленитропа, снова опускает его в «Миттельверке»…

– Йи-ха! Вот он, сволочь!

Из сияния – достать выстрелом раз плюнуть – возникает громыхающий дизель: он толкает две платформы, которые отцепил Ленитроп, забит налитыми кровью, расхристанными, раздутыми американцами, а на вершине, криво умостившись у них на плечах, восседает майор Клёви собственной персоной, в гигантском белом «стетсоне» и с двумя автоматическими.45-ми.

Ленитроп ныряет за цилиндрический объект в хвосте тягача. Клёви стреляет, не целясь, вдохновленный мерзким хохотом остальных. Ленитроп отмечает ненароком, что прятаться решил за очередной, как выясняется, боеголовкой. Если аматоловые заряды внутри – скажите, профессор, способна ли ударная волна от пули 45-го калибра сдетонировать эту боеголовку, если попадет в оболочку? – да-даже если взрыватель не установлен? Ну, Эния, это зависит от множества факторов: дульной скорости пули, толщины и состава стенок…

Предвкушая как минимум потянутую руку и грыжу, Ленитроп умудряется своротить и свалить боеголовку на полотно, а пули Клёви меж тем молотят и садят по всему тоннелю. Боеголовка подпрыгивает и замирает, прислонившись к рельсу. Отлично.

Сияние уже меркнет. Тени возвращаются на позиции в устьях штольни. Вагоны перед Клёви врезаются в препятствие густой УОНК! загибаются перевернутой V – тормоза дизеля скрежещут в панике йи-и-и-ий-к – и большая машина сходит с рельсов, разворачивается, кренится, американцы очумело цепляются за рукояти, друг за друга и за пустоту. Ленитроп и Глимпф вписываются в последний изгиб интеграла, позади снова невообразимый грохот, крики длятся и отдаются эхом, а впереди виден въезд, растущая парабола зеленых склонов и солнечный свет…

– Вы на машине приехали? – блестя глазами, спрашивает Глимпф.

– Что? – Ленитроп вспоминает про ключи, которые все еще в том «мерседесе». – А…