Радуга тяготения

– Вы на самом деле такой мерзавец или притворяетесь? Вы действительно торгуете болью?

– Болью торгуют врачи, но никому и в голову не придет упрекать их за это благородное призвание. А едва Verbindungsmann потянется к замку чемоданчика с образцами, все вы с воплями разбегаетесь. Ну что – среди нас вы почти не найдете наркоманов. В медицине их полно, а мы, торговцы, верим в истинную боль, в истинное освобождение – мы рыцари на службе у этого Идеала. У нас на рынке все должно быть взаправду. Иначе мой работодатель – а наш химический картельчик есть модель для самой структуры наций – заблудится в иллюзии и грезе, и настанет день, когда он низвергнется в хаос. И ваш работодатель тоже.

– Мой «работодатель» – Советское государство.

– Да?

Вимпе сказал «есть модель», не «будет». Удивительно, что они договорились досюда, если, конечно, договорились, – с такой-то разницей убеждений и вообще. Вимпе, вместе с тем, намного циничнее, он бы сумел признать и побольше правды – у него порог неловкости выше. Может, он безгранично терпим к чичеринскому красноармейскому изводу экономики. Расстались они и впрямь на дружеской ноге. Вскоре после того как Гитлер стал канцлером, Вимпе перевели в Соединенные Штаты («Химнико», Нью-Йорк). Их связь с Чичериным, если верить гарнизонным сплетникам, на этом прекратилась – навсегда.

Но все это слухи. Хронологии их верить нельзя. Везде ползучие противоречия. Идеально, чтобы скоротать зиму в Средней Азии, если вы не сам Чичерин. А если вы – он

, ну что – тогда положение ваше скорее незавидно. Не так ли. Зиму коротать придется на одних, считай, параноидальных подозрениях касаемо того, почему вообще вы здесь оказались…

Из-за Энциана, наверняка из-за него, проклятого. Чичерин был в Центрархиве, листал документы, дневники и судовые журналы эпического обреченного перехода адмирала Рожественского – некоторые и через 20 лет не рассекречены. И он теперь знает. А если все это есть в архивах, то знают и Они. Половозрелых барышень и германских торговцев дурью довольно, чтоб отправить человека на восток в любой исторический период. Но Они будут не Они, Они будут не там, где есть, без чуточки Дантова представления о репрессалиях. Может, простой талион и сгодится для военного времени, но вот политика между войнами требует симметрии и более элегантного понятия о справедливости – вплоть до чуть декадентского маскарада под милосердие. Это посложнее массовой казни, потруднее и удовольствия поменьше, но тут комбинации, которых Чичерину не видно, охватом во всю Европу, а то и весь мир, их между войнами нельзя сильно расшатывать…

Выходит так, что в декабре 1904 года вице-адмирал Рожественский, командующий эскадрой из 42 русских боевых кораблей, на всех парах зашел в порт Людериц на юго-западе Африки. В самом разгаре Русско-японская война. Рожественский держал путь в Тихий океан на выручку другому русскому флоту, на много месяцев запертому японцами в Порт-Артуре. С Балтики, вокруг Европы и Африки, затем поперек всего Индийского океана и на север, вдоль последнего азиатского побережья: это плавание станет одним из самых эффектных в истории – семь месяцев и 18 000 миль, до того самого дня в начале лета, в водах между Японией и Кореей, когда и где некий адмирал Того, сидевший в засаде, выплыл из-за острова Цусима и, не успели сумерки сгуститься, вручил Рожественскому его жопу на блюдечке. До Владивостока добрались только четыре русских корабля – почти все остальные потопил коварный япошка.