Радуга тяготения

Вот огибают северный выступ полуострова, стена испытательных стендов и земляные сооружения отступают – теперь они идут мимо Пенемюнде-Вест, прежней территории люфтваффе. В отдалении справа по борту в голубоватой дымке мерцают утесы Грайфсвальдер-Ойе. В море смотрят наклонные пусковые установки из бетона, где раньше испытывались V-1, сиречь «жужелицы». Мимо проплывают разлегшиеся по всему полуострову взлетные дорожки – в сыпи воронок, завалены щебнем и битыми «мессерами»; над дугой че́репа, снова на юг к Пене, а там – над покатыми холмами, во многих милях от левой скулы судна – краснокирпичная башня собора в Вольгасте, а ближе – полдюжины труб электростанции, бездымные над Пенемюнде, выжившие в смертельных сжимающих нагрузках марта… По камышам дрейфуют белые лебеди, а над высокими соснами летят фазаны. Где-то, оживая, рычит мотор грузовика.

Фрау Гнабх резко сворачивает в узкий залив к причалу. Все объял летний покой: подвижной состав на своих гусеницах инертен, один солдат привалился к нефтебочке с оранжевым верхом, пытается сыграть что-то на аккордеоне. Может, дурака валяет. Отто выпускает руку своей хористки. Его матушка глушит двигатель, и Отто широко шагает на причал и трусцой бежит швартовать. Затем – краткая пауза: дизельные пары, болотные птицы, тихая нега…

С треском вырулив из-за грузового склада, юзом тормозит чей-то штабной автомобиль, из задней дверцы выскакивает майор еще толще Дуэйна Клёви, только лицо добрее и смутно восточное. По всей голове овечьей шерстью курчавятся седые волосы.

– А! фон Гёлль! – объятия раскрыты, прищуренные глаза блестят… чем? неужто настоящими слезами? – Фон Гёлль, мой дорогой друг!

– Майор Ждаев, – Шпрингер кивает, шаркая ногами по сходням, ибо сюда подтянулся и целый, судя по всему, грузовик контингента в хаки, чудно́, что у них наперевес эти автоматы и карабины, дел-то – разгрузить…

Ну да. Не успевает никто и шевельнуться, как они выскакивают и окружают Ждаева и Скакуна, стволы наизготовку.

– Не тревожьтесь, – Ждаев машет рукой и весь сияет, расслабленно пятясь до машины, обхватив Скакуна рукою за талию, – мы ненадолго задержим вашего друга. Можете продолжать работу, а потом отчаливать. Мы сами позаботимся, чтоб он добрался до Свинемюнде.

– Какого черта, – рыча, из рубки показывается фрау Гнабх.

Появляется Хафтунг, весь подергивается, сует руки во всякие карманы и опять высовывает:

– Это кого они арестовали? А как же мой договор? С нами что-то будет?

Штабной автомобиль уезжает. Рядовой состав цепочкой грузится на борт.

– Блядь, – размышляет Нэрриш.

– Думаете, нас замели?

– Думаю, это Чичерин реагирует с интересом. Как вы и говорили.

– Ай, так теперь…

– Нет-нет, – ладонь на рукаве, – он прав. Вы безобидны.

– Спасибо.

– Я его предупреждал, а он смеялся. «Еще один скачок, Нэрриш. Мне же все время надо скакать, нет?»

– Так что вы теперь хотите – отбивать его?

На борту какой-то переполох. Русские откинули брезент и обнаружили шимпанзе – те все облеваны, а кроме того, вскрыли водку. Хафтунг моргает и содрогается. Вольфганг валяется на спине, сосет булькающую бутылку, зажав ее ногами. Некоторые шимпы смирны, иные рвутся в драку.

– Неким образом… – Как же Ленитропу хочется, чтобы мужик перестал так изъясняться, – уж это я ему задолжал.

– Ну а я – нет, – Ленитроп уворачивается от внезапного султана желтой шимпанзейской рвоты. – Он небось умеет о себе позаботиться.

– Говорит-то он высокопарно. Но в душе

он не параноик, а при такой работе это катастрофа.

Тут один шимпанзюк кусает советского младшего сержанта за ногу. Тот вопит, срывает с плеча «токарев» и палит от бедра, но к тому времени шимпанзюк уже прыгнул на фал. Еще дюжина тварей, многие – не выпуская из лап водочных бутылок, en masse[292] кидаются к трапу.

– Не выпускайте их, – верещит Хафтунг.

Из люка сонно высовывается голова тромбониста – осведомиться, что тут происходит, и, пока он не схватывает ситуацию, по лицу его проходят три комплекта розовых подошв. Девчонок, пылающих всеми блестками в предзакатном солнце, трепещущих каждым перышком, сгоняют к баку и корме распустившие слюни красноармейцы. Фрау Гнабх дергает паровой свисток, чем пугает оставшихся шимпанзе, которые догоняют исход с борта.

– Поймайте их, – умоляет Хафтунг, – кто-нибудь.

Ленитроп оказывается между Отто и Нэрришем, по сходням на берег его толкает личный состав в погоне за шимпанзе или девчонками либо просто увлеченный разгрузочными работами. Средь всплесков, мата и девичьего визга, доносящихся с другого борта, продолжают являться хористки и музыканты – и туда-сюда бродить. Очень трудно разобраться, что за хуйня тут происходит.

– Слушай. – Над бортом склоняется фрау Гнабх.

Ленитроп подмечает хитрый прищур.

– У вас есть план.

– Вам нужен отвлекающий маневр.

– Чего? Чего?

– Шимпанзе, хористки, лабухи. Обманок пруд пруди. А вы втроем тем временем улизнете и умыкнете Der Springer.

– Можем спрятаться, – Нэрриш озирается окрест глазами гангстера. – Никто и не заметит. Ja, ja! Судно отойдет так, будто мы на борту!

– Без меня, – грит Ленитроп.