Радуга тяготения

– Скажи-ка, она же никогда раньше этих тварей не видела, – Ленитроп оборачивается к Отто и застает юношу врасплох – физиономия, скажем так, дружелюбного смертоубийцы, – правда?..

– Ах, просто фантастика. Она инстинктивно знает – как именно оскорбить кого угодно. Без разницы, животное, растение – однажды я видел, как она оскорбила камень.

– Да брось…

– Честно! Ja. Огромнейший кууус фелзитовой породы – в прошлом году у датского побережья, так она критиковала его, – совсем уже на грани такого безрадостного смеха, коего все мы сторонимся, – его кристаллическую структуру, двадцать минут. Невероятно.

Хористки уже раскурочили ящик с водкой. Приглаживая волосы, что растут на макушке лишь в память о былом, Хафтунг несется на них наорать. Мальчики и девочки всех возрастов, обтёрханные и худосочные, тащатся по сходням, грузят. Под светлым небом на рангоуте и антеннах качаются шимпанзе, над ними скользят и пялятся чайки. Подымается ветер, скоро там и сям в гавани замелькают барашки. У каждой детки – тюк или ящик, все разных форм, цветов и размеров. Шпрингер стоит рядом, агатовые глаза экипированы пенсне, проверяет по реестру у себя в книжице зеленого сафьяна, улитки в чесночном соусе, один гросс… три ящика коньяка… теннисные мячи, две дюжины… одна «Виктрола»… фильм, «Счастливчик Пьер впадает в неистовство», три яуфа… бинокли, шестьдесят… часы наручные… u. s. w., крыжик на каждого ребенка.

Наконец все уложено в трюма, шимпы засыпают, музыканты просыпаются, хористки окружают Хафтунга и всячески его обзывают, щиплют за щеки. Отто пробирается вдоль борта, вытягивая швартовы, которые с берега отдают дети. Когда скинут последний, и огон его, застыв в полете, слезою обрамляет пейзаж выпотрошенного Свинемюнде, фрау Гнабх, ногами почуяв освобожденье от суши, берет с места в обычной своей манере, едва не потеряв одного шимпанзюка за кормовым подзором, а полдюжины красоток Хафтунга отправив кувыркаться приятным взору клубком ножек, попок и титек.

Суденышко выходит из расширяющейся воронки Свине к морю, и его тянут встречные течения. Не достигши волнорезов, где море пенится в брешах от весенней подводной бомбардировки берегись, фрау Гнабх, не меняя выражения лица, закладывает штурвал, резко меняя галс, и полным ходом кидается встречным курсом прямо на паром из Сассница фьють

отруливает в последний миг, гогоча над пассажирами, что отпрянули от борта, пялятся ей вслед.

– Матушка, прошу тебя, – Молчун Отто жалобно в иллюминатор рубки. В ответ добрая женщина пускается реветь кровожадную

МАТРОССКУЮ ПЕСНЮ

Я – атаманша Балтийских морей, никто не ебет мне мозги,А те, кто пробовал, ныне – на дне, голее, чем кости трески.И вестовые мальки в черепах снуют и поют при этом:

«Не путайся с Юшкою Гнабх и ее весьма забубенным гешефтом!»Ведь я протараню дредноут и шлюп, сплюнув, я потоплю.В ад сотни душ одним махом отправить – вот чего я люблю.Молился целый голландский клипер, ведомый летучим шефом:«Не дай Бог сойтись с Юшкой Гнабх и ее весьма забубенным гешефтом!»

Допев сие, она крепче стискивает штурвал и поддает ходу. Теперь они скачут прямо к борту полузатонувшего торговца: черное вогнутое железо испятнано суриком, всякая заклепка в корке ржавой соли, всякая изрытая оспой пластина все ближе, наваливается… Женщина явно неуравновешенна. Ленитроп зажмуривается и цепляется за хористку. Из рубки улюлюканье – суденышко круто закладывает на левый борт, промахнувшись мимо столкновенья, может, на пару-тройку слоев краски. Отто, которого застало врасплох в грезах о смерти, безудержно шатается, направляясь прямиком за борт.

– У нее такое чувство юмора, – отмечает он, минуя Ленитропа. Тот хватает его за свитер, а девушка хватает Ленитропа за фалды смокинга. – Как пустится во что-нибудь чуток незаконное, – минуту спустя Отто уже отдышался, – так увидите, что будет. Даже не знаю, что с нею делать.

– Бедняжечка, – улыбается девушка.

– Ой, – грит Отто.

Ленитроп оставляет их – всегда приятно видеть, как сходятся молодые люди, – и направляется к фон Гёллю и Нэрришу на кормовом подзоре. Фрау Гнабх порывисто сменила курс на норд-вест. И теперь они идут вдоль берега по исчерченной белым и пахнущей солью Балтике.

– Ну что. Так мы куда направляемся, парни? – хочет знать жовиальный Ленитроп.

Нэрриш уставился.