Радуга тяготения

– Я-вам так скажу, – доносится от Рожавёльдьи из дальнего угла – единственного, кстати, в комнате, что не залит светом, да, тут у нас некая оптическая аномалия: простая и прямая квадратная комната, в Двенадцатом Доме никаких вам полиэдров причудливых форм… и все равно эта странная, необъяснимая призма тени в углу… не один и не два посетителя заглядывали сюда и обнаруживали, что мистер Стрелман не за столом, где ему до́лжно находиться, а стоит в теневом углу – и, что больше всего пугало, лицом в угол… Сам Рожавёльдьи привязанности к этому Углу не питает – несколько раз пробовал, но выходил, качая головой: «Мис-тер Стрелман, мне-не нравится там, совсем. Ну что за удовольствие от так-ого

нездорового переживания. Э?» – воздев одну жуликовато-томливую бровь. Стрелман лишь смотрел так, будто извинялся – не за себя, а перед чем-то за Рожавёльдьи, – и мягко отвечал: «Это единственная точка в комнате, где я чувствую себя живым», – в общем, по этому поводу на Министерский уровень отправился меморандум-другой, можете жопу на кон ставить. Если и дошли до самого Министра, то, вероятно, лишь конторским анекдотом. «О да-да, – качая мудрой старой головой, что заросла овчиной, высокая, почти славянская скула плющит глаз в невнимательном, но вежливом смешочке, – да, знаменитый Угол Стрелмана, да… ничуть не удивился бы, окажись там призрак, а?» Рефлекторные хохотки от присутствующих мелких сошек, однако же лишь мрачные ухмылки от крупных сох. «Привлеките ОПИ, пусть глянут, – хихикает кто-то с сигарой. – Вот бедняга, решит, будто опять на Войне». «Точно, точно» и «Хорошо сказанул, нормально так» разносятся в слоящемся дыму. Среди этих конкретных сошек розыгрыши – самый писк, что-то вроде классовой традиции.

– Вы нам как

скажете, – Роджер уже некоторое время кричит.

– Я-вам так скажу, – опять грит Рожавёльдьи.

– Вы нам скажете «Я вам так скажу»? И все? Тогда надо было сказать: «Я вам так скажу: „Я вам так скажу“».

– Я и сказал.

– Нет-нет – вы сказали «Я вам так скажу» один раз, вот что вы…

– А-га! Но я же сказал это еще

раз. Я-сказал это… дважды.

– Но это имело место после того, как я задал вам вопрос, – не станете же вы мне доказывать, что два «Я вам так скажу» были частью одного утверждения, – если только, – это бы значило требовать от меня неразумной, – если только на самом деле, – доверчивости, а рядом с вами это есть в некотором роде, – мы не один человек, а весь диалог был ОДНОЙ-ЕДИНСТВЕННОЙ МЫСЛЬЮ йяааагггххх а это означает, – безумие, Рожавёльдьи…

– Мои отшки, – хнычет фройляйн Мюллер-Хохлебен, уже ползая по комнате, Мехико расшвыривает стеклянные занозы ботинком, дабы незадачливая девушка то и дело резала себе ладонь или колено, за ней уже тянутся темные перышки крови, целыми дюймами, и со временем – если предположить, что она столько протянет, – они испещрят весь Стрелманов ковер, как шлейф Бердслеевой мантии.

– У вас прекрасно получается, мисс Мюллер-Хохлебен! – ободряюще кричит Роджер, – а вы

, вы… – но умолкает, заметив, что Рожавёльдьи почти невидим в тени, а белки его глаз аж тлеют белым, трепещут по воздуху, то потухнут, то вернутся… Рожавёльдьи стоит определенных трудов держаться в теневом углу. Это место вообще не для него. Начать с того, что остальная комната видится в отдалении, словно через видоискатель камеры. А стены – вовсе не похоже, что они… ну, в общем, прочные такие. Они текут: грубо и клейко, рябят, будто стоячий отрез шелка или нейлона, водянисто-серые, но то и дело в их теченье возникает удивительный островок, совершенно чуждый этой комнате оттенок: шафрановые веретена, пальмово-зеленые овалы, пурпурные лиманы, что расческой вгрызаются в зазубренные комиксово-оранжевые шматы острова, меж тем как над ним кружит подбитый истребитель, сбрасывает баки, затем серебристый колпак, закрылки установлены чуть ли не на полную потерю скорости, колесами в синеву (ни с того ни с сего – такая лютая вдруг синева!) налетает перед самым ударом дроссель закрыт унннххх! ох блядь риф, мы же ебнемся об – ой. О, никакого рифа? Мы-мы в безопасности? Ну да! Манго, я вон там вижу манго на дереве! Да и-и девчонка – паллно девчонок! Ты гля, офигенные какие, сиськи торчком, этими своими травяными юбчонками колышут, играют на укулеле и поют (хотя почему голоса такие жесткие и крутые, такие гнусавые, как у американских хористок?)…