Читаем Радуга тяготения полностью

Добро пожаловать на остров Блевко-Бля-адки-и!Лизни мою па-пайку – не захочешь уе-зжааааать!Лунка, что жел-тая ба-нан-ка,Зависла над, моей ка-бан-кой,И нам с тобою в хула хуль не поиграть…А звезды падают на остров Блевко-Бля-адки,И лавка вкусинькая, как вишньовый пирожок…
Я печенюшка-шоколадка,И ты меня на Блевко-Блядках,Как миссионер – Лейлани, обратай ско-рей, друж-жооок!

Ой-ёй, ой-ёй – меня ж заар-канят, одна, какая-ни-будь

красо-точка с ост-рова, проведу, весь оста-ток… жиз-ни тут, жу-я па-пай
-и, душис-тые, как пизда, юного рая…

Когда рай был юн. Летчик разворачивается назад к Рожавёльдьи, все еще пристегнутому ремнями безопасности. Лицо у летчика закрыто шлемом, очки отражают слишком много света, кислородная маска – из металла лицо, из кожи, из слюды. Но вот летчик поднимает очки, медленно – и чьи же это глаза, такие знакомые, улыбаются приветливо, я вас знаю, а вы меня не узнаёте? Что, правда не узнаёте?

Рожавёльдьи орет и пятится из угла, дрожа, и его слепят лампы на потолке. Фройляйн Мюллер-Хохлебен все ползает и ползает кругами, быстрее и быстрее, уже почти сплошной мазок, истерически квакая. Оба достигли ровно той кондиции, до которой имела целью их довести искусная психологическая кампания Роджера. Тихо, но твердо:

– Хорошо. Итак, в последний раз: где мистер Стрелман?

– В конторе Мохлуна, – отвечают те в унисон.

Контора Мохлуна – в одной пробежке на роликах от Уайтхолла и охраняется чередой комнат с часовыми девушками, каждая – в платьице радикально отличного от прочих цвета (их довольно много, поэтому легко себе представить, что́ это, прямо скажем, за трехсигменные цвета, если такая их пропасть «радикально различается», знаете, до такой вот степени – ой, ящеричный, к примеру, цвет, вечерней звезды, бледной Атлантиды среди прочих), и Роджер кружит им головы, подкупает их, угрожает им, вешает тюльку и (эхх) да лупит их по сусалам всю дорогу, пока наконец:

– Мохлун, – не колотит в эту гигантскую дубовую дверь, резную, аки каменные порталы неких храмов, – Стрелман, игра окончена! Именем той исчезающе малой порядочности, что позволяет вам прожить день и не попасть под пулю случайного вооруженного незнакомца, откройте дверь.

Рацея довольно длинна, и дверь, сказать по правде, открывается на середине, но Роджер все равно договаривает. Он смотрит в комнату, сияющую лимонно-лаймово, но решительно пригашенную почти до молочности абсента-с-водой – цвет теплее, нежели того заслуживают морды за столом, однако, быть может, Роджерово появление слегка сгустило краски, – подбегает и вспрыгивает на полированный стол через полированную же голову директора сталелитейной компании, 20 футов проезжает по навощенной поверхности и оказывается перед человеком, который сидит во главе стола с учтивой (т. е. наглой) улыбкой.

– Мохлун, я вас раскусил. – Это что же, он поистине проник вовнутрь, очутился средь капюшонов, прорезей для глаз, золотой параферналии, благовоний и скипетра из бедренной кости?

– Это не Мохлун, – говорит мистер Стрелман, прочищая горло. – Мехико, вы уж слезьте со стола, будьте добры… господа, один из моих старых коллег по ПИСКУСу, блестящ, но отчасти нестабилен, как вы, вероятно, заметили… ой, Мехико, ну ей-богу

Роджер расстегнул ширинку, извлек член и теперь деловито ссыт на блестящий стол, на бумаги и в пепельницы, а вскоре – и на самих этих непроницаемых людей, кои, хоть и слеплены из управленческого теста, хоть мозги у них и срабатывают от легчайшего нажатья, все равно не вполне готовы признать, что это действительно происходит, понимаете, в том мире, который реально, во многих точках касается того, к какому привыкли они… а пролитие теплой мочи, если вдуматься, довольно приятно: струя орошает галстуки по десять гиней, творческого вида бородки, брызжет в пигментно-испятнанную ноздрю, на армейские очки в стальных оправах, окатывает вверх-вниз накрахмаленные манишки, ключики «Фи-Бета-Каппы», медали Почетного Легиона, ордена Ленина, Железные Кресты, кресты Виктории, часовые цепочки в честь выхода на пенсию, значки «Дьюи в президенты», торчащие служебные револьверы и даже обрез у кого-то под мышкой…

Перейти на страницу:

Все книги серии Gravity's Rainbow - ru (версии)

Радуга тяготения
Радуга тяготения

Томас Пинчон – наряду с Сэлинджером, «великий американский затворник», один из крупнейших писателей мировой литературы XX, а теперь и XXI века, после первых же публикаций единодушно признанный классиком уровня Набокова, Джойса и Борхеса. Его «Радуга тяготения» – это главный послевоенный роман мировой литературы, вобравший в себя вторую половину XX века так же, как джойсовский «Улисс» вобрал первую. Это грандиозный постмодернистский эпос и едкая сатира, это помноженная на фарс трагедия и радикальнейшее антивоенное высказывание, это контркультурная библия и взрывчатая смесь иронии с конспирологией; это, наконец, уникальный читательский опыт и сюрреалистический травелог из преисподней нашего коллективного прошлого. Без «Радуги тяготения» не было бы ни «Маятника Фуко» Умберто Эко, ни всего киберпанка, вместе взятого, да и сам пейзаж современной литературы был бы совершенно иным. Вот уже почти полвека в этой книге что ни день открывают новые смыслы, но единственное правильное прочтение так и остается, к счастью, недостижимым. Получившая главную американскую литературную награду – Национальную книжную премию США, номинированная на десяток других престижных премий и своим ради кализмом вызвавшая лавину отставок почтенных жюри, «Радуга тяготения» остается вне оценочной шкалы и вне времени. Перевод публикуется в новой редакции. В книге присутствует нецензурная брань!

Томас Пинчон

Контркультура

Похожие книги

Диско 2000
Диско 2000

«Диско 2000» — антология культовой прозы, действие которой происходит 31 декабря 2000 г. Атмосфера тотального сумасшествия, связанного с наступлением так называемого «миллениума», успешно микшируется с осознанием культуры апокалипсиса. Любопытный гибрид между хипстерской «дорожной» прозой и литературой движения экстази/эйсид хауса конца девяностых. Дуглас Коупленд, Нил Стефенсон, Поппи З. Брайт, Роберт Антон Уилсон, Дуглас Рашкофф, Николас Блинко — уже знакомые русскому читателю авторы предстают в компании других, не менее известных и авторитетных в молодежной среде писателей.Этот сборник коротких рассказов — своего рода эксклюзивные X-файлы, завернутые в бумагу для психоделических самокруток, раскрывающие кошмар, который давным-давно уже наступил, и понимание этого, сопротивление этому даже не вопрос времени, он в самой физиологии человека.

Дуглас Рашкофф , Николас Блинко , Николас Блинкоу , Пол Ди Филиппо , Поппи З. Брайт , Роберт Антон Уилсон , Стив Айлетт , Хелен Мид , Чарли Холл

Фантастика / Проза / Контркультура / Киберпанк / Научная Фантастика
Культура заговора : От убийства Кеннеди до «секретных материалов»
Культура заговора : От убийства Кеннеди до «секретных материалов»

Конспирология пронизывают всю послевоенную американскую культуру. Что ни возьми — постмодернистские романы или «Секретные материалы», гангстерский рэп или споры о феминизме — везде сквозит подозрение, что какие-то злые силы плетут заговор, чтобы начать распоряжаться судьбой страны, нашим разумом и даже нашими телами. От конспирологических объяснений больше нельзя отмахиваться, считая их всего-навсего паранойей ультраправых. Они стали неизбежным ответом опасному и охваченному усиливающейся глобализацией миру, где все между собой связано, но ничего не понятно. В «Культуре заговора» представлен анализ текстов на хорошо знакомые темы: убийство Кеннеди, похищение людей пришельцами, паника вокруг тела, СПИД, крэк, Новый Мировой Порядок, — а также текстов более экзотических; о заговоре в поддержку патриархата или господства белой расы. Культуролог Питер Найт прослеживает развитие культуры заговора начиная с подозрений по поводу власти, которые питала контркультура в 1960-е годы, и заканчивая 1990-ми, когда паранойя стала привычной и приобрела ироническое звучание. Не доверяй никому, ибо мы уже повстречали врага, и этот враг — мы сами!

Питер Найт , Татьяна Давыдова

Проза / Контркультура / Образование и наука / Культурология
Снафф
Снафф

Легендарная порнозвезда Касси Райт завершает свою карьеру.Однако уйти она намерена с таким шиком и блеском, какого мир «кино для взрослых» еще не знал за всю свою долгую и многотрудную историю.Она собирается заняться перед камерами сексом ни больше ни меньше, чем с шестьюстами мужчинами! Специальные журналы неистовствуют.Ночные программы кабельного телевидения заключают пари — получится или нет?Приглашенные поучаствовать любители с нетерпением ждут своей очереди, толкаются в тесном вестибюле и интригуют, чтобы пробиться вперед.Самые опытные асы порно затаили дыхание…Отсчет пошел!Величайший мастер литературной провокации нашего времени покоряет опасную территорию, где не ступала нога хорошего писателя.BooklistЧак Паланик по-прежнему не признает ни границ, ни запретов. Он — самый дерзкий и безжалостный писатель современной Америки!People

Чак Паланик

Проза / Контркультура / Современная русская и зарубежная проза