Радужное тело и воскресение. Духовное достижение, растворение материального тела и случай Кхенпо Ачо

Даже неискушённый читатель жизнеописания Гараба Дордже XI в.³⁹⁸ может заметить, что это одно из самых обескураживающих и даже странных жизнеописаний святого из всех, написанных в какой-либо традиции. Даже те, кто знаком с жизнеописаниями махасиддхов в различных индийских и тибетских источниках³⁹⁹, сочтут это сказание поразительным компендиумом необычных событий, не связанных между собой и иногда странно противоречащих документированным учениям главного героя биографии. Конечно, под поверхностью этого текста скрывается многое, что нельзя свести к влиянию похоронных или «кладбищенских» образов, пришедших из поздней ваджраяны, то есть «высших йога-тантр». Опытный читатель, знакомый с ранними буддийскими жизнеописаниями, может отметить, что мать Гараба Дордже зачинает и рожает при таких же обстоятельствах, что и Майядеви, мать Будды Шакьямуни. В отличие от Майядеви, мать Гараба Дордже испытывает как физическую боль, так и душевные муки во время рождения этого тела-видимости будды. В раннем возрасте ребёнок Гараб Дордже хочет вести дебаты с пятью сотнями пандитов; это перекликается не только с известными эпизодами из «Ланкаватара-сутры» и «Лалитавистары», но также и с Лук. 2:41–52 (обнаружение ребёнка Иисуса в Храме). Несмотря на то что мы ещё находимся на территории буддизма, начинают появляться нарративные типологии более далёких традиций. Как и во всех житиях святых, самое главное – это послание главного героя жизнеописания. Исторические детали смешиваются со стандартными типологиями легенд, известными исследователям мирового фольклора. Чтобы исследовать эту нестандартную, тантрическую жизнь основателя (из мира людей) линий передачи дзогчен, нам придётся применить ряд инструментов. Первый инструмент – это «первая история», сюжет, который Кристофер Беквит определил как характерный для евразийских героических сказаний. Беквит выделяет следующие основные повествовательные элементы, или темы, «первой истории»⁴⁰⁰:

1. Дева беременеет от небесного духа или бога.

2. Несправедливо свергнут законный царь.

3. Дева рожает чудесного мальчика.

4. Несправедливый царь приказывает оставить ребёнка в опасности.

5. Дикие звери воспитывают ребёнка, и он выживает.

6. Младенца обнаруживают в пустыне и спасают.

7. Мальчик вырастает умелым всадником и лучником.

8. Он предстает перед судом, но поставлен в подчинённое положение.

9. Ему грозит смерть, но он спасается.

10. Он обретает последователей-воинов, давших клятву.

11. Он свергает тирана и восстанавливает справедливость в царстве.

12. Он основывает новый город или династию.

Этот «евразийский» миф, который определённо перекликается с другими великими героическими сказаниями (Давид, угнетаемый Саулом; Иисус; Мухаммед; даже Гесар и Миларепа), легко адаптируется как к династическому, так и к религиозному контексту. Он формирует повествовательное ядро многих саг о центральноазиатских монархах, завоевателях и героях периода, который мы исследуем; другие типологии и исторические элементы добавляет бард, когда он (или она) зачитывает поэтическую версию саги⁴⁰¹. Жизнеописание Гараба Дордже, основателя дзогчен, XI в. – документ, который во многих отношениях соответствует первой истории, при этом её темы применяются к духовному герою. В то же время авторы дзогчен излагают эту историю, умело обращаясь к повествовательным типологиям, окрашенным в тона других великих историй, которые им встречаются. Этот текст напоминает христианский агиографический роман о Варлааме и Иоасафе, последний вариант которого, вероятно, был создан в тот же период (в VIII и IX вв.)⁴⁰², что и жизнеописание Гараба Дордже, и где используются те же бардовские методы составления и редактуры. Особенно интересно, что учения о Великом совершенстве – с их аллюзиями, отсылающими к потоку перемен, непредсказуемости времени, открытости бытия и ненадёжности человеческих суждений (ср. «неточное сострадание») – иллюстрируются самóй необычностью повествования.

Наш второй инструмент для изучения этого жизнеописания – история Иисуса и Марии⁴⁰³, как она излагается в 19-й суре Корана и в других частях Корана, где говорится об Иисусе. Похоже, 19-я сура в то время уже проникла в царство легенд и фольклора и созрела, чтобы стать основным сюжетом новой буддийской истории.

Третий инструмент – необходимость учитывать элементы жизни Иисуса и Марии, которые встречаются в апокрифических евангелиях и другой раннехристианской литературе. Этот корпус литературы, похоже, прошёл через фильтр фольклорной версии 19-й суры. Тем не менее существуют некоторые известные черты жизни Иисуса, отсутствующие в Коране, которые появляются в житии Гараба Дордже.