В доме тоже была терраса, на которую выходили окна красиво обставленного кабинета. В мраморном камине уже горел огонь. Джордж придвинул кресло поближе к бюсту Вольтера – поэт, как известно, очень любил Лозанну – и стал изучать содержимое сумки с почтой, начав с двух последних номеров «Нейшн», еженедельной республиканской газеты, которую с шестьдесят пятого года выпускал Эдвин Лоуренс Годкин. Издание поддерживало такие партийные идеи, как честное правительство и бюрократические реформы. Джордж отметил одну статью, чтобы прочитать ее позже. В ней говорилось о возвращении к золотому стандарту взамен бумажных денег, имевших хождение во время войны. Оказывается, на его родине шли жаркие споры о существовании металлических денег наряду с банкнотами.
После этого он распечатал трехстраничное письмо от Кристофера Уотерспуна. Управляющий писал, что прибыли металлургического завода Хазардов снова выросли, и предлагал ему сделать солидные политические пожертвования тем конгрессменам и сенаторам, которые выступали за строгие протекционные тарифы для черной металлургии.
Следующим было довольно грустное, написанное еще в сентябре письмо от Патриции, в котором она спрашивала, что он хочет на Рождество. Но он ни о чем не мог думать. Когда летом дети приезжали на пароходе в Европу и весь июль гостили у него, месяц показался ему бесконечно длинным, как, вероятно, и им тоже, после того как он не проявил никакого интереса к осмотру достопримечательностей. Неделю они еще выдержали, а потом просто часами играли в теннис каждый день.
Юпитер Смит, который каждую неделю собирал для него почту, вложил в папку три номера «Нью-Йорк трибьюн» мистера Грили, отметив карандашом колонки финансовых новостей, а также написанное красивым почерком приглашение на торжественный прием республиканцев по случаю инаугурации Гранта в марте и еще одно – на саму инаугурацию. Оба приглашения Джордж бросил в камин.
Он обрезал кончик кубинской сигары, которые обходились почти в семь долларов за штуку, хотя такие вещи больше не имели для него большого значения. Вообще-то, он не был расточительным человеком, и, если бы когда-нибудь деньги на эти маленькие приятные излишества вдруг иссякли, он бы просто пожал плечами, а уж потом решил, что делать.
Раскурив сигару, он подошел к окну. Внизу, за очаровательной панорамой города на холмах, было видно, как еще один пароходик идет по ровной глади озера в лучах вечернего солнца. С высоты нагорья Жора он казался крошечным.
Он думал о вдове Орри, надеясь, что у этой красивой и умной женщины хватит сил выдержать нынешнюю политическую неразбериху на Юге. Но писать Мадлен и спрашивать ее об этом ему совсем не хотелось. Он думал о своем сыне и о решении Уильяма изучать право, на что он по-прежнему никак не отреагировал. О знакомом ему еще по кадетским временам Сэме Гранте и о том, сможет ли он стать хорошим президентом, не имея никакого политического опыта. Возможно, Грант попытается руководить правительством как военным штабом, но будет ли это эффективно? С легким уколом стыда он вдруг осознал, что, когда речь заходит о будущем его страны, он не чувствует ровным счетом ничего.
Пароход на озере исчез. Еще какое-то время Джордж стоял у окна и курил, глядя на блестящую воду. Он уже давно понял, что, если совсем не разговаривать, не делать ничего и ни на что не реагировать, можно найти большое утешение. Или, по крайней мере, обрести покой. Ведь только так, пусть ты и превратишься в скучное, примитивное существо, никто не сможет причинить тебе боль.
Спрятавшись от чужих глаз в густых зарослях, выросших на месте бывшего английского парка, влюбленные обнимались под порывами холодного ветра. Мари-Луиза едва не лишилась чувств, когда язык Тео вдруг скользнул в ее рот. Замирая от страха и восторга одновременно, она обняла его за шею и качнулась назад, а он наклонился к ней, крепко прижимаясь всем телом, и это было так греховно и так восхитительно. Губы Тео ласкали ее шею, руки гладили ее бедра, становясь все смелее.
– Мари-Луиза, я больше не могу ждать. Я люблю тебя!
– Я тоже тебя люблю, Тео. И горю таким же нетерпением.
– Я придумал, что нужно сделать. Давай ей все расскажем.
– Сегодня?
– А почему нет? Она нам поможет.
– Даже не знаю… Это такой важный шаг…
Тео порывисто сжал ее правую руку:
– Я уже точно знаю, что хочу остаться в Южной Каролине и жениться на тебе. Если ты так же уверена, какой смысл ждать?
– Уверена. Но я все равно боюсь.