Раскол Империи: от Грозного-Нерона до Михаила Романова-Домициана

Очень интересно, что римское описание смерти Калигулы впитало в себя фрагменты истории убийства царевича Дмитрия в Угличе в 1591 году, то есть в самом конце XVI века. Ничего удивительного в этом нет. Напомним, что, согласно романовской версии, в 1553 году погиб царевич Дмитрий, объявленный царем вместо Ивана IV. Эту смерть потом, вероятно, путали с убийством царевича Дмитрия в Угличе. Так или иначе, в рассказы о смерти Ивана Грозного могли вставлять сюжет о гибели его сына Дмитрия. Следы такого отождествления мы сейчас увидим и в «античных» произведениях Светония и Флавия. Параллелизм настолько интересен, что мы посвятим ему отдельный раздел.

11. Гибель Калигулы и гибель царевича Дмитрия

11.1. Рассказ Карамзина

Напомним вкратце — как погиб царевич Дмитрий. Романовскую версию, осуждающую Годунова, подробно (и покорно) озвучивает Карамзин. Царевич Дмитрий считался сыном Ивана IV Грозного. Якобы он стоял на пути Бориса Годунова к престолу, и тот решил убить юного царевича.

«Годунов прибегнул к вернейшему способу устранить совместника, оправдываясь слухом, без сомнения его же друзьями распущенным, о мнимой преждевременной НАКЛОННОСТИ ДИМИТРИЕВОЙ КО ЗЛУ И К ЖЕСТОКОСТИ. В Москве говорили всенародно (следственно без страха оскорбить Царя и Правителя), что сей младенец, еще имея не более шести или семи лет от роду, есть будто бы СОВЕРШЕННОЕ ПОДОБИЕ ОТЦА (то есть Ивана Грозного — Авт.

) — ЛЮБИТ МУКИ И КРОВЬ; С ВЕСЕЛИЕМ СМОТРИТ НА УБИЕНИЕ ЖИВОТНЫХ: ДАЖЕ САМ УБИВАЕТ ИХ. Сею сказкою хотели произвести ненависть к Димитрию в народе; выдумали и другую для сановников знатных: рассказывали, что Царевич, играя однажды на льду с другими детьми, велел сделать из снегу двадцать человеческих изображений, назвал оныя именами первых мужей государственных, поставил рядом и НАЧАЛ РУБИТЬ САБЛЕЮ: ИЗОБРАЖЕНИЮ БОРИСА ГОДУНОВА ОТСЕК ГОЛОВУ, ИНЫМ РУКИ И НОГИ, ПРИГОВАРИВАЯ „ТАК ВАМ БУДЕТ В МОЕ ЦАРСТВОВАНИЕ“» [362], т. 10, гл. 2, столбцы 75–76.

В Хронике Бера, Петрея Chron. 260 и Кельха L. G. 456 сказано: «Димитрий, говорили, веселится, смотря, как в глазах его режут овец и колют птиц домашних для кухни, и сам убивает их до смерти палкою» [362], т. 10, гл. 2, прим. 224, столбец 44.

Были и другие мнения. Карамзин пишет: «В противность клевете нелепой, многие утверждали, что юный Царевич оказывает ум и свойства достойныя отрока Державнаго…

Годунов… держал в руке яд и нож для Димитрия; искал только, кому отдать их для совершения убийства!..

Усерднейший клеврет Борисов, дядька Царский… представил человека надежнаго: Дьяка Михайла Битяговскаго, ознаменованного на лице печатию зверства, так, что дикий вид его ручался за верность во зле. Годунов высыпал золото… велел извергу ехать в Углич… не спускать глаз с обреченной жертвы и не упустить первой минуты благоприятной. Битяговский дал и сдержал слово.

Вместе с ним приехали в Углич сын его, Данило, и племянник Никита Качалов…

Но Дмитрия хранила нежная мать!.. Извещенная некоторыми тайными доброжелателями… она удвоила попечения о милом сыне… питала его из собственных рук, не вверяла ни ЗЛОЙ МАМКЕ ВОЛОХОВОЙ, НИ УСЕРДНОЙ КОРМИЛИЦЕ, ИРИНЕ ЖДАНОВОЙ…

Настал день, ужасный происшествием и следствиями долговременными… Царица возвратилась с сыном из церкви, и готовилась обедать… В сию минуту Боярыня ВОЛОХОВА ПОЗВАЛА ДИМИТРИЯ ГУЛЯТЬ НА ДВОР: Царица, думая итти с ними же, в каком-то несчастном разсеянии остановилась. Кормилица удерживала Царевича, сама не зная, для чего; НО МАМКА СИЛОЮ ВЫВЕЛА ЕГО ИЗ ГОРНИЦЫ В СЕНИ И К НИЖНЕМУ КРЫЛЬЦУ, где явились Осип ВОЛОХОВ, Данило Битяговский, Никита Качалов. ПЕРВЫЙ (то есть Волохов — Авт.), взяв Димитрия за руку, сказал: „Государь! у тебя новое ожерелье“. Младенец, с улыбкой невинности поднял голову, отвечал: „нет, старое“… Тут блеснул над ним убийственный нож; ЕДВА КОСНУЛСЯ ГОРТАНИ ЕГО, и выпал из рук ВОЛОХОВА. Закричав от ужаса, КОРМИЛИЦА ОБНЯЛА СВОЕГО ДЕРЖАВНАГО ПИТОМЦА. Волохов бежал; но Данило Битяговский и Качалов вырвали жертву, зарезали, и кинулись вниз с лестницы…

Девятилетний Святый Мученик лежал окровавленный в объятиях той, которая воспитала и хотела защитить… он трепетал как голубь, испуская дух, и скончался… КОРМИЛИЦА УКАЗЫВАЛА НА БЕЗБОЖНУЮ МАМКУ, СМЯТЕННУЮ ЗЛОДЕЙСТВОМ, и на убийц, бежавших двором…

Чрез минуту весь город представил зрелище мятежа неизъяснимаго. Пономарь Соборной церкви… ударил в набат, и ВСЕ УЛИЦЫ НАПОЛНИЛИСЬ ЛЮДЬМИ, встревоженными, изумленными… думая, что горит дворец; вломились в ворота; увидели Царевича мертваго на земле. Подле него лежали мать и кормилица без памяти; но имена злодеев были уже произнесены ими. Сии изверги… не успели или боялись скрыться» [362], т. 10, гл. 2, столбцы 76–78.