Читаем Рассказ дочери. 18 лет я была узницей своего отца полностью

На следующий день после похорон, когда я иду утром запирать Линду, оказывается, что ее шерсть вся в земле: она всю ночь пыталась откопать Артура. Она тоскует по нему так же сильно, как я, но думает, что сможет вернуть его к жизни. Отец велит нам снова закопать яму. Потом приказывает разбить несколько бутылок и разбросать осколки вокруг ямы. Пустое: на следующее утро мы обнаруживаем, что Линда снова вся в земле, но теперь у нее еще кровоточат нос и лапы. Через пару дней приходит электрик и ставит вокруг могилы проволочную изгородь под напряжением.

Только тогда Линда расстается с надеждой воскресить Артура.

Раймон

Это был не первый раз, когда грязные лапы Раймона испачкали мое белье. Он уже долгое время при любой возможности зажимает меня по углам подвала или в конюшне. Отец зовет его раз или два в месяц по субботам для тяжелых работ в саду, подрезки деревьев или стрижки живых изгородей. Отец настаивает, чтобы я помогала Раймону, как помогаю любому рабочему, который приходит в усадьбу выполнять тяжелую ручную работу. «Ты худая, тебе легче подниматься на сеновал, чтобы спускать вниз соломенные тюки» или «Иди, помоги Раймону достать инструменты из подвала». Мне непонятно, почему нужна я, чтобы достать инструменты.

Раймон скрывается в подвале и поджидает меня. Хватает поперек талии сзади, а предплечьем левой руки – поперек шеи. Если я сопротивляюсь или пытаюсь освободиться, он сильнее давит на шею, перекрывая трахею. Я не могу ни двигаться, ни дышать. Лапая меня правой рукой, он прижимается ртом к моему уху и шипит в него угрозы. Мне тошно от его горячего вонючего дыхания. Его правая рука расстегивает молнию на моих брючках и проскальзывает внутрь. Иногда он стаскивает с меня брюки и трусы. Порой полностью расстегивает кофту и обшаривает меня всю похотливыми руками.

Когда Раймон впервые поймал меня в подвале, мне было шесть лет.

– Если хоть что-нибудь вякнешь, – шептал он мне на ухо, – я убью твоих родителей.

Боролась ли я с ним? Пыталась ли позвать на помощь? В любом случае, он явно понял, что эта угроза недостаточно убедительна. Он снова предупредил меня, подчеркивая каждое слово:

– Если проболтаешься, я убью твоих родителей. Но сначала я убью твою собаку.

Только не Линду! Пусть бы он прикончил родителей, но мне была невыносима мысль, что он может навредить Линде, что она будет страдать или умрет из-за меня.

После этой угрозы Раймон понял, что может делать все, что захочет. Он повторяет ее каждый раз. Иногда он произносит ее слово в слово, иногда просто напоминает:

– Помни, что я тебе говорил.

Когда это случается в подвале, он подтаскивает меня к стене, где инструменты – отвертки, плоскогубцы, молотки, клещи – развешаны на щите и положение каждого инструмента обведено белой линией. Он берет отвертку с красной деревянной рукояткой и проводит ею по моему телу. Часто он с силой заталкивает ее мне во влагалище или анус. Я не понимаю, что он делает, знаю только, что это очень больно, а потом я обнаруживаю кровь на туалетной бумаге. Единственное для меня средство спасения – уставиться на белый силуэт отвертки на доске. Я проникаю в белый силуэт на доске, в то время как отвертка проникает в мое тело.

Только не Линду! Пусть бы он прикончил родителей, но мне была невыносима мысль, что он может навредить Линде, что она будет страдать или умрет из-за меня.

Иной раз это случается в конюшне. Когда я понимаю, что отец сейчас велит мне пойти сбрасывать солому, я мчусь к конюшне, торопливо поднимаюсь по лестнице и сбрасываю вниз тюки. Я боюсь мышей, которые, потревоженные моими резкими движениями, разбегаются во все стороны. Но еще больше я боюсь Раймона, который уже идет сюда; я слышу, как приближается его беззаботное насвистывание.

Иногда мне удается спуститься вниз до того, как он войдет в дверь. Тогда я бегу со всех ног, прошмыгиваю мимо, уворачиваясь от его лап. Но чаще Раймон уже стоит в дверном проеме, вперившись в меня своим хищным взглядом, упиваясь тем фактом, что загнал меня в ловушку. Я чувствую себя беспомощной. Я не могу бежать. Не могу кричать. Не могу плакать. Мне просто хочется свернуться в комочек в самом темном углу. В его глазах появляется звериный блеск, губы кривятся на сторону в полуухмылке. Я чувствую, как падаю в бездонную яму глубоко внутри себя.

По ночам он продолжает мучить меня в кошмарных снах. Я сплю в своей комнате; открываю глаза и вижу Раймона, стоящего возле моей кровати с красной отверткой в руке. Я пытаюсь закричать, но не могу издать ни звука. Или, бывает, я прихожу выпустить вечером Линду, но она не выходит. Я наклоняюсь и вижу, что она лежит там мертвая с отверткой, загнанной в тело. Или я сижу в подвале, только что закончив медитировать на смерть. Я поднимаюсь по лестнице, но когда тяну руку к двери, она не открывается. Я сражаюсь с дверной ручкой и внезапно чувствую руки Раймона, хватающие меня сзади.

Перейти на страницу:

Все книги серии Замок из стекла. Книги о сильных людях и удивительных судьбах

Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я…
Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я…

Жаркой июльской ночью мать разбудила Эдриенн шестью простыми словами: «Бен Саутер только что поцеловал меня!»Дочь мгновенно стала сообщницей своей матери: помогала ей обманывать мужа, лгала, чтобы у нее была возможность тайно встречаться с любовником. Этот роман имел катастрофические последствия для всех вовлеченных в него людей…«Дикая игра» – это блестящие мемуары о том, как близкие люди могут разбить наше сердце просто потому, что имеют к нему доступ, о лжи, в которую мы погружаемся с головой, чтобы оправдать своих любимых и себя. Это история медленной и мучительной потери матери, напоминание о том, что у каждого ребенка должно быть детство, мы не обязаны повторять ошибки наших родителей и имеем все для того, чтобы построить счастливую жизнь по собственному сценарию.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Эдриенн Бродер

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее