Рассказ дочери. 18 лет я была узницей своего отца

Пока я пью виски, один жгучий глоток за другим, он возвращается к поучениям, которые уже давал мне, – насчет менструации. Во-первых, судороги в животе, связанные с месячными, существуют только в умах истеричек. Во-вторых, месячные длятся лишь два с половиной дня, самое большее – три, и повторяются каждые двадцать восемь дней. А в‐третьих, эти дни – период восприимчивости.

– Ты особенно восприимчива к хорошим энергиям, так же как и к плохим. Так что никто не должен даже знать, что ты менструируешь. Ты должна также держаться подальше от животных, потому что они способны это почувствовать и ненамеренно открыть эту информацию твоим врагам.

Из-за этой большей открытости и чувствительности я должна еще избирательнее подходить к тому, что поступает в мой мозг: я не должна читать ничего «легкого» или слушать рекламу. Мне следует кормить свой разум только интеллектуальными материалами и медитациями с ду´хами. Но мне не о чем беспокоиться. Я буду регулярна, как часы, так же как и моя мать. Он будет записывать даты моих менструаций и позаботится, чтобы я не «осквернилась».

Отец также объясняет особую силу, которой женщина обладает в этот период. Ее кровь, проливаемая естественно, является силой самой жизни, силой обновления. Мужчины этой силой не владеют, поскольку их кровь проливается только насильственно. Поэтому они не обладают женской способностью к личному обновлению, так что их энергии неумолимо тают – что не касается, разумеется, великих Посвященных, но это другая история.

Большинство религий боятся этой женской силы. Иудаизм, к примеру, заставляет женщин верить, что они нечисты, чтобы отдалить их от этих сил. Аналогичным образом материализм заставляет женщин верить, что у них судороги в животе. Однако я должна избегать этих ошибок и максимизировать свои силы, полностью впитывая отцовские учения.

То ли потому что я теперь женщина, то ли отцу просто надоело весь день напролет слушать мои гаммы, но этим летом он затеял строительство «музыкального павильона» с тщательной тепло- и звукоизоляцией. Все мои инструменты будут храниться там, и там же я буду заниматься. С тех пор как у меня появились месячные, я выполняю меньше работы как подмастерье каменщиков. Мать часто держится поблизости, и у меня такое чувство, что она приглядывает за моими контактами с Альбером и Реми.

Мать по-прежнему дрожит при мысли, что мои работы будут возвращаться из заочной школы с плохими отметками, а хоть бы даже и средними. Отец тут же устроит ей грубый выговор на моих глазах. Она сумела найти лазейку, которая позволяет ей заранее получать листы с ответами. И теперь мать посылает экзаменаторам мою «домашнюю работу», состоящую из листов с ответами, которые она заставляет меня переписывать, внося пару мелких изменений.

Теперь мои оценки превосходны. Отец удовлетворен, мать испытывает облегчение. Мне тоже следовало бы радоваться, но в глубине души я на нее злюсь. Наплевать мне на хорошие отметки. Я хочу учиться.

– Я тебя предупреждаю, – говорит она, – если обмолвишься об этом отцу, я скажу ему, что это ты списываешь ответы. И это в любом случае правда!

Восемнадцать или девятнадцать из двадцати баллов – это недостаточно хорошо. Мать хочет произвести впечатление на отца и похвастать своими выдающимися педагогическими навыками. Я должна блистать. Она заставляет меня пройти программу седьмого и восьмого класса за один год. В тринадцать с половиной лет я уже в девятом классе. Это легко, когда просто копируешь листы с ответами, но мы обе знаем, что это мошенничество.

Я все сильнее злюсь; мать лишает меня настоящего образования, которое абсолютно необходимо мне, чтобы развиваться и становиться достаточно сильной, чтобы в один прекрасный день смыться отсюда. Мое «чистое» и «превосходное» образование – фальшивка. Защита, которую я должна получать в этом доме, – фальшивка. Грандиозные учения отца – фальшивка. Вся моя жизнь – фарс.

Когда я прошу нормальных уроков, мать говорит:

– Ты просто должна учиться по листам с ответами. А это требует интеллекта и воли.

Когда дело доходит до математики, это полная катастрофа. Мать совершенно ее не понимает, и помощи от нее никакой. Я корплю над учебниками, но без помощи со стороны развитие невозможно. Поскольку мои работы всегда превосходны, я даже не могу обратиться к учителям из заочной школы. Я нигде не могу найти помощь.

Мое «чистое» и «превосходное» образование – фальшивка. Защита, которую я должна получать пользу в этом доме, – фальшивка. Грандиозные учения отца – фальшивка. Вся моя жизнь – фарс.