Читаем Рассказ дочери. 18 лет я была узницей своего отца полностью

– Когда я умру, меня похоронят в саду. И именно ты будешь вечно нести караул над моей могилой.

Это всегда было навязчивым страхом матери – что я убегу и оставлю ее здесь, одну перед лицом отцовского гнева.

– Нет, не убежишь! Ни за что! Я на это не соглашусь.

Она словно умоляет меня не покидать ее.

Тем вечером я обдумываю это последнее отцовское объявление. Он что же, действительно думает, что я горю желанием сторожить его могилу и видеть, как он выходит из нее после смерти? Интересно, неужели каждому, кто перерождается, нужна дочь, чтобы приглядывать за его могилой? У Леонардо да Винчи дочери не было.

Кроме того, прежде чем подумывать о начале новой жизни, неплохо бы сделать что-нибудь из прежней. Я никогда не видела, чтобы кто-то из моих родителей занимался хоть чем-то стоящим. Великие умы защищают человеческие ценности – справедливость, как Виктор Гюго, равенство, как Эмиль Золя. Чем вообще занимается мой отец, если не считать переписывания немецких детективных историй, которые он даже не понимает?

Я силюсь не дать ему утянуть меня с собой в эту бездну. У него на самом деле и жизни-то нет; это больше похоже на живую смерть, и мы захлебываемся в его вони и грязи. Прошло уже двенадцать лет с тех пор, как он похоронил себя заживо – забрав с собой и нас – за воротами этой усадьбы. Пусть идет и строит себе мавзолей в саду. Пусть возводит над ним пирамиду, если пожелает. Может даже прихватить в посмертие свою жену, как те славные фараоны, о которых он вечно твердит…

Но я не буду сторожить эту гробницу. Я даю себе безмолвное обещание, что не буду.

Экзамен

Вот-вот произойдет выдающееся событие. В июне я держу экзамены по французскому за курс средней школы – на аттестат зрелости. Поскольку мать заставила меня перескочить через год, все идет так, как и хотел отец: экзамен по французскому в пятнадцать, остальные выпускные экзамены – в шестнадцать.

Мать заказывает мне брючный костюм из бархата темно-синего цвета и новые туфли. Мне также нужен паспорт, так что нам приходится отправиться в деревенскую ратушу. Мать надевает шарф и темные очки, берет большую сумку, которую я не видела уже многие годы – с тех пор как мы ездили к мадам Декомб. Мы выходим с территории усадьбы через маленькую садовую калитку: «Так мы будем незаметнее».

Сколько времени прошло с тех пор, как мы выбирались наружу? Пытаюсь сосчитать. Восемь лет, может быть, девять? Как странно, даже воздух пахнет здесь почти по-другому. Я пугаюсь проходящего грузовика, который, кажется, так и утягивает меня за собой струей воздуха. Мы поворачиваем направо и проходим мимо домов с красивыми цветочными горшками, висящими перед открытыми окнами. Кажется, я никогда не видела цветов в горшках. Я так привыкла к зацементированным дорожкам, что мне трудно не спотыкаться на неровной брусчатке, и приходится замедлять ход. Но мать торопится; я вижу, что она нервничает. За домами, сколько хватает взгляда, видны поля. Как прекрасен горизонт! Никого никогда не следует лишать горизонта!

На главной площади перед церковью стоит ратуша со своим красно-бело-синим флагом, точно как в книгах. Милая женщина приветствует нас и заполняет бланк.

– Цвет глаз? – спрашивает она, поднимает на меня взгляд, потом говорит: – Ой, какие у вас красивые голубые глаза!

По пути домой мы перестаем узнавать улицы, кружим, не способные найти дорогу. На какой-то миг у меня возникает безумная идея, что мы могли бы уйти – мы вдвоем – и никогда не возвращаться в этот дом. Но мать в полной панике. Шарф соскользнул с нее, и она так сильно закусила губу, что появилась кровь. Вдруг мы слышим шум поезда. Мать чуть ли не бежит к железнодорожным путям; нам нужно лишь идти вдоль них, и вскоре мы уже будем у главного входа в дом.

Прежде чем войти в ворота, я бросаю один последний взгляд на дорогу, которая идет параллельно металлическому забору и ведет в Сент-Омер – далеко-далеко за горизонт.

Приходят извещения о моем экзамене: я должна быть в средней школе Поля Азара в Армантьере в восемь часов утра. Родители рассказывают мне, что я должна сделать: пойти на станцию, которая находится всего в тридцати метрах слева от наших главных ворот, найти платформу для поездов, отправляющихся в Лилль, и поехать в Армантьер. Там я возьму такси и доеду до школы.

– Цвет глаз? – спрашивает она, поднимает на меня взгляд, потом говорит: – Ой, какие у вас красивые голубые глаза!

Ночью накануне экзамена я не сплю – совсем. Утром выхожу на улицу одна, потому что мать должна остаться рядом с отцом. Одна! Но я так встревожена, что на самом деле не чувствую, что оказалась снаружи. Каждые десять секунд смотрю на часы, проверяя, правильно ли делаю все, что мне сказано. На той ли я платформе?

Перейти на страницу:

Все книги серии Замок из стекла. Книги о сильных людях и удивительных судьбах

Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я…
Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я…

Жаркой июльской ночью мать разбудила Эдриенн шестью простыми словами: «Бен Саутер только что поцеловал меня!»Дочь мгновенно стала сообщницей своей матери: помогала ей обманывать мужа, лгала, чтобы у нее была возможность тайно встречаться с любовником. Этот роман имел катастрофические последствия для всех вовлеченных в него людей…«Дикая игра» – это блестящие мемуары о том, как близкие люди могут разбить наше сердце просто потому, что имеют к нему доступ, о лжи, в которую мы погружаемся с головой, чтобы оправдать своих любимых и себя. Это история медленной и мучительной потери матери, напоминание о том, что у каждого ребенка должно быть детство, мы не обязаны повторять ошибки наших родителей и имеем все для того, чтобы построить счастливую жизнь по собственному сценарию.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Эдриенн Бродер

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее