Рассказчица

Это не знакомые нам солдаты, не те часовые, что патрулировали дворец и парки и всегда были рады прервать свою работу, чтобы подать Алексею грушу; не статные мужчины в блестящих сапогах и красивых красных штанах, которые выстраивались на улицах в дни парадов; не розовощекие моряки, работающие на яхте и заигрывающие с Ольгой и Татьяной. Нет, у этих мужчин гнилые языки и сальные взгляды.

Солдаты, что лечились в лазарете Царского Села, были людьми чести. Они называли нас «сестрами Романовыми». Конечно, мы с Марией были еще малы для медсестер – и так завидовали красным крестам Ольги и Татьяны, – но изо всех сил старались помочь этим героям, облегчить их страдания. Мы приходили в госпиталь почти каждый день. Их любимыми играми были шашки и шахматы. Иногда мы им читали. Некоторые лишились пальцев или рук – для них мы под диктовку записывали письма родным и близким. Мы взбивали подушки, обматывали раны и штопали носки. Лежа в теплой кровати, все, о чем я могла думать, – это об их жертве. Как-то я сказала папе, что хотела бы иметь хоть крупицу их храбрости. Он улыбнулся.

– Ты храбрая по-своему, Настя, – сказал он.

Я пытаюсь быть храброй, но получается иначе.

Если говорить начистоту – а где можно так говорить, если не в личном дневнике, – есть один солдат, который занимает мои воспоминания о том времени. Я никогда не называла его имени вне стен госпиталя, боясь, что сестры будут надо мной смеяться или – еще хуже – расскажут маме. Я сохранила эту тайну даже от тебя, дорогой дневник.

Его звали Илья Иванович. Ему было восемнадцать – на четыре года больше, чем мне. Но все равно слишком юн для залитого кровью поля боя. Он родился в деревне у медных шахт неподалеку от Екатеринбурга и получил ранение под Луцком. Осколок бомбы врезался ему в левую ногу.

Он был высоким – ноги едва ли не свисали с койки – и худым, хотя я подозреваю, что в последнем виновато многолетнее недоедание. Его глаза, расположенные далеко друг от друга, были небольшими, но как они сияли, когда он улыбался! Будто подсвечивались изнутри. Карие, с капелькой зеленого. Но больше всего мне нравился его нос, длинный и прямой, с маленькой, но заметной ямочкой на кончике. Таких носов я больше не видела. Странно, но мне очень хотелось легонько дотронуться до него мизинцем, – как глупо!

Я до сих пор помню наши первые слова друг другу. Мы с Марией пришли в лазарет после завтрака. Как всегда, прошлись через койки, здороваясь с каждым солдатом, благодаря его за принесенную жертву. Я дошла до койки Ильи.