Рассказчица

(Мама просит поднести стул. Для Алексея тоже. Лампочка без плафона, окно с железной решеткой. «Всем встать для фото».)

Сергеев понизил голос до шепота.

– Девушка, – сказал он. – Крестьянка вашего возраста, роста и сложения.

(Зачитывается смертный приговор. «Что? – спрашивает отец. – Что?»)

– Юровский каждому из нас назвал имя. Некоторые офицеры Красной армии не хотели стрелять по женщинам. Или детям. Я вызвался.

(Раскат грома. Красное облако.)

– Нам сказали целиться в сердце. Мы стояли очень близко. Как и следовало ожидать, воцарилось смятение. Солдаты были просто мальчишками.

(Дым. Порох. Крики. Рвота.)

– Моя пуля задела вашу руку. Вы упали. Я быстро подошел и встал над вами. Остальные кричали. Пули задели украшения, пришитые к одежде женщин. Юровский приказал пырнуть всех штыками и ударить ружьями. «Обязательно в лица» – так он сказал. Это был настоящий хаос. – Его голос дрогнул. – Я был солдатом пятнадцать лет, но такого не видел никогда.

(Мама лежит на стуле, красная, как распустившийся цветок. Рядом Алексей с неестественно вывернутой рукой. Мария согнулась у стены. Сапог наступает на Ольгино лицо. Я пытаюсь их позвать, но голоса нет.)

– Вы застонали.

(Прямой удар, металл пронзает плоть.)

– Вы потеряли сознание от первого удара. Это все упростило.

(Запах крови. Тьма.)

– Место подготовили заранее. Шахтный ствол в лесу. По дороге присоединились еще наши – пьяные крестьяне. Это они принесли тело девушки, которая отдала свою жизнь за вашу.

(Руки. Меня дергают. Сосновые иголки. Живица. Мешковина вдавливается в щеку.)

Мне стало еще хуже.

– Отдала? Или ее отняли?

Сергеев сжал челюсть. Я была уверена, что меня стошнит. Он повернулся прямо ко мне.

– Ее жизнь за вашу, Ваше Императорское Высочество.

Он говорил будто с презрением к любому, кто никогда не принимал такое невероятное решение, и при этом с осуждением тех, кому пришлось это сделать.

На улице зажегся фонарь. Свет озарил лицо Сергеева. Я увидела его по-другому. Маска смерти.

– Великая княжна, вы меня слышите?

– Да, – сказала я. – Я здесь.

Иногда воспоминания берут надо мной верх, будто заковывают меня в кандалы.

Я должна была задать Сергееву один последний вопрос. Остальные гости держались в стороне, но разговоры стали тише. Они знали, что он мне рассказывает, и наблюдали.

– Почему я? – выдавила я из себя. Я спрашивала себя об этом каждый день с тех пор, как проснулась в том хлеву, окруженная вонью, грязная и совершенно одна.

Я впервые заметила искреннее сострадание в глазах Сергеева.

– Почему я? – повторила я, более настойчиво.