Расцвет и упадок цивилизации (сборник)

Вернувшись с вечера, он стал перебирать в тоске душевной свои письма, большей частью женские, которые он перебирал и отбрасывал; очевидно, все это были пустые, нелепые связи, без всякой человеческой любви. И только случайно, наткнувшись на старый гранатовый крестик, он вспомнил о Джемме. А что же он делал 30 лет с 1840 до 1870 года, кроме того факта, что успешно волочился за бабами? Может быть, он изнемогал в жизненной борьбе и только под старость приобрел обеспеченность? Ничего подобного, он был помещик и хотя не очень богатый, но обеспеченный, а за тридцать лет успел нажить значительное состояние. Следовательно, человек обеспеченный, с очень привлекательной внешностью, неглупый, по словам Тургенева (поверим ему в этом пока), и не отягощенный воспоминаниями о неудачной первой любви: неужели он не мог найти новую подругу, неужели кроме Джеммы не было женщин, достойных его любви? Да любил ли он Джемму настоящей любовью?

Можно сначала, пожалуй, принять, что Джемму он любил настоящей человеческой любовью, а Полозову, великолепную, стопроцентную самку, чисто животной любовью. Конечно, наша любовь к каждому отдельному человеку иная, смотря по его качествам, но и Полозову он любил не чисто животной любовью, и к Джемме его любовь была тоже невысокого порядка. Признаками чисто животной любви можно назвать два: безразличие в выборе объекта и гадливость после удовлетворения своей страсти. Разумеется, называя любовь, имеющую эти признаки животной, мы несколько обижаем животных, – почти все птицы и многие млекопитающие спариваются на всю жизнь и в этом смысле «человечнее» большинства людей. Вероятно, у таких моногамов и чувство гадливости после удовлетворения своей страсти отсутствует. К Полозовой же Санин относился не как к случайной связи, вроде связи с проституткой, которая нужна была для удовлетворения похоти, наоборот он цеплялся за нее до тех пор, пока она сама не прогнала его, и никаких признаков раскаяния после его «падения» в повести не указано. Если бы он действительно любил Джемму, и Полозова только совратила его, действуя на близком расстоянии, то он или в самом начале, почувствовав опасность (а его влечение к Полозовой развивалось постепенно, она вовсе не взяла его штурмом), прервал бы связь или даже согрешив, бросился бы к ногам Джеммы и, конечно, был бы прощен. Но еще до своего падения он уже изменил Джемме: «Он мгновенно… испугался – тотчас обрадовался, чтобы поскорей замаскировать перед самим собой свой испуг»; он разлюбил Джемму до своей физической измены. Чистое лицемерие его слова: «Явиться к ней, вернуться к ней – после такого обмана, такой измены – нет! нет! настолько совести и честности осталось еще в нем».

Совестливый и честный человек (если бы он действительно нежно и страстно любил Джемму, а Полозову не любил вовсе, как это он думал через тридцать лет) предоставил бы свою судьбу на суд любимой женщины и подчинился бы ее приговору, а не решал бы дела сам. Но почему же я решаюсь утверждать, что Санин и Джемму не любил настоящей вполне человеческой любовью? Потому что она была построена целиком на мгновенных импульсах, т. е., по существу, на том же, на чем основана была его любовь к Полозовой. Первая неожиданная встреча, скандал в ресторане с офицерами, получение розы от Джеммы ночью перед дуэлью во время грозы, наконец, сообщение, что Джемма решила разорвать со своим женихом. Даже убедившись, что Джемма его любит, даже написав ей, что он ее любит, «отправляясь утром на свидание с Джеммой, Санин и в помыслах не имел, что женится на ней, – правда, он ни о чем тогда не думал, а только отдавался влечению своей страсти». Что же это за настоящая любовь, которая двигается от толчка к толчку, а не имеет собственного, длительного, сознательного горения!

Конечно, он любил Джемму иначе, чем Полозову, так как он чувствовал, что Джемма-то любит его настоящей любовью, а Полозова только удовлетворяет свой каприз и свою чувственность.

Неудачная жизнь Санина, как и Дориана Грея, есть следствие его собственной глупости: жизнь только согласно низменным чувствам без всякой подлинной человечности.

Фрунзе, 24 августа 1948 года, 1 час 25 мин

Замечания по поводу романа Б. Пастернака «Доктор Живаго»[206]

Мне удалось, наконец, прочесть полностью этот нашумевший роман (за исключением одной страницы, где фотокопия не вышла, и без приложенных к роману стихов) и хочется изложить свое мнение. За границей ряд критиков как будто сравнивает его по значению с «Войной и миром» Л. Толстого. Скандал, происшедший в связи с присуждением Пастернаку Нобелевской премии, в значительной степени, видимо, связан с тем, что определенные круги в СССР считают эпопеей нашего времени «Тихий Дон» Шолохова, а «Доктора Живаго» считают извращением нашей действительности. Должен сказать, что между тремя романами существует попарное сходство.