Расцвет империи. От битвы при Ватерлоо до Бриллиантового юбилея королевы Виктории

Работающие в шахтах дети вызывали у семей среднего класса по всей стране по меньшей мере чувство стыда. Детская смерть стала одним из центральных мотивов эпохи. «Маленькая Нелл умерла?» — спрашивали те, кто ожидал в 1841 году корабль, доставивший в порт Нью-Йорка тираж «Лавки древностей» Диккенса. Сын убитого премьер-министра Спенсера Персиваля затронул обнаженные нервы своего времени, во всеуслышание заявив в палате общин: «Я стою перед вами, чтобы предупредить вас: праведный гнев Господа близок, и вскоре он падет на ваши головы». Коллеги попытались силой усадить его на место, а в Hansard сообщили, что на заседании «царило неописуемое смятение». Именно в такой атмосфере летом 1833 года был принят закон об отмене рабства.

Над этой реформой много работали евангелисты, в частности отдельная группа реформаторов, известная как Клэпхемская секта. Двадцать шесть лет назад в империи отменили работорговлю. Теперь рабство также оказалось под запретом на всей ее территории. Инициатива исходила от Религиозного общества друзей (квакеров), чья миссионерская и пропагандистская деятельность вдохновила множество политических, гуманитарных и филантропических движений того времени. Кроме этого, имелся еще один фактор. Торговля рабами шла по трансокеанским и прибрежным маршрутам, и морское превосходство Англии должно было принести с собой силу английского закона. Все рабы младше 6 лет подлежали полному и безусловному освобождению, а те, кто был старше этого возраста, становились подмастерьями с ограниченным рабочим временем и гарантированной заработной платой. Насколько быстро и полно эти условия выполнялись на другом конце света — другой вопрос, но рабовладельцам была выплачена компенсация в размере 20 миллионов фунтов стерлингов.

Однако в самой Англии многие свободные люди оставались лишь номинально свободными: оковы бедности держали их так же крепко, как железные оковы рабов. В 1830 году пятая часть государственных доходов уходила на оказание помощи неимущим, в попытках удержать их от поджога стогов, бродяжничества и поломки машин. С распадом старого общества, в котором бедность была частью иерархического порядка вещей, привычные представления о нужде трудящихся и святости нищеты совершенно устарели. В 1832 году Королевская комиссия по Законам о бедных завершила свою работу и пришла к выводу, что все прежние попытки помочь бедным так и не достигли своей цели.

Комиссия представила новый проект оказания систематической помощи малоимущим, проводивший различие между теми, кто не желал работать, и теми, кто не мог работать. Старый Закон о бедных исполнялся силами жителей отдельных приходов, которые лучше чем кто бы то ни было знали, кому в окрестностях требуется какая-либо помощь. Закон действовал с начала XVII века, однако новое поколение бюрократов посчитало его отжившим и устаревшим. Новый Закон о бедных предложили в 1834 году как образец организованности и эффективности. Он был выдержан в бентамитском духе. Старые приходы объединялись в «союзы» и под наблюдением заседавшей в Уайтхолле комиссии по Закону о бедных осуществляли управление новыми учреждениями — работными домами, где с этих пор содержались бедняки. Новый принцип централизации и местного управления стал главным вкладом XIX века в социальную политику.

Членов комиссии в Уайтхолле называли «три султана из Сомерсет-Хауса», «трехголовый Сатана» или «троица». Инструментами их власти служили местные попечительские советы, следившие за тем, чтобы в работный дом попадали только больные или остро нуждающиеся. Оказывать помощь трудоспособным мужчинам вне работного дома запрещалось. Одной нищеты было недостаточно: в конце концов, взрослый мужчина всегда мог самостоятельно поправить свое положение. Внутренний уклад работных домов способен был оттолкнуть всех, кроме совершенно отчаявшихся: семьи в них разлучали, предметы первой необходимости выдавали строго нормированно, подопечных нагружали монотонной, бесполезной, выматывающей работой. Один из сторонников системы, преподобный Г. Х. Милман, писал: «Работный дом — место тяжелых испытаний, грубой пищи, униженности и смирения. В нем царит строгость и даже суровость. Он должен быть настолько отталкивающим, насколько позволяет человеческая природа».