Расцвет империи. От битвы при Ватерлоо до Бриллиантового юбилея королевы Виктории

Введение этой жесткой системы отчасти объясняет происхождение чартизма как массового протестного движения. Люди, особенно бедняки, ненавидели работные дома, служившие средством угнетения, — их называли Бастилиями. В сущности, отправиться в работный дом было все равно что попасть в тюрьму. Работный дом был детищем реформированного парламента: ни одному из прежних парламентов не удавалось создать нечто столь казенное и единообразное. Чтобы осуществить это начинание, потребовались виги, реформаторы, догматики и бентамиты. Не следует также забывать, что новый Закон о бедных предложили и приняли виги, а не тори. Многие тори, конечно, поддерживали его, но была и группа радикальных тори, которые осуждали его как враждебный народу. Очень скоро эти заведения начали вызывать самые серьезные подозрения, и это отчасти объясняет, почему родители не желали отправлять своих детей в новые школы, которые часто строили из того же унылого серого камня, что и работные дома. Дизраэли называл эту систему новым бруталитарианством. Работные дома с их суровыми условиями и не менее суровым ханжеством не одно десятилетие служили образцом так называемого викторианского духа, который рождался из высоких устремлений и твердых принципов, но, стоило на него пролиться свету, становился гнетущим и тягостным.

В этот период принцесса Виктория совершила несколько поездок по Англии, чтобы познакомиться со страной, которой однажды станет повелевать. Одна из первых записей в ее дневнике гласит: «Мы только что проехали город, где находятся все угольные шахты. Можно видеть, как вдалеке во многих местах мерцает огонь в машинах. Мужчины, женщины, дети, все дома и окрестности здесь черные…» Эта безмятежность при виде страданий подданных станет отличительным признаком ее правления. Также в молодости Виктория страдала приступами ярости, во время которых набрасывалась на окружающих. Король Вильгельм любил свою племянницу, но глубоко презирал ее мать, герцогиню Кентскую, которую подозревал в интригах и изменах. Детство Виктории не было счастливым — ее то запугивали, то слишком опекали. Она росла в тепличных условиях, а окружающие больше интересовались собственной выгодой, чем пользой для девочки. Впрочем, она умела бдительно подмечать любые признаки неповиновения. Даже маленьким ребенком она вела себя как настоящая королева и предпочитала услужливых и почтительных компаньонов. «Я могу называть тебя Джейн, — сказала она в детстве одной приятельнице, — но ты не должна называть меня Викторией». Даже будучи фактически пленницей, она была избалованной пленницей и всю жизнь оставалась своенравной, капризной и требовательной.

При этом она была дисциплинированной корреспонденткой, — по некоторым подсчетам, полное собрание ее писем могло бы составить 700 томов. (Так выглядит викторианская тенденция, доведенная до крайности.) К счастью для всех, старый король умер через месяц после того, как Виктория достигла совершеннолетия, и это позволило обойтись без регентства, при котором новой королеве пришлось бы подчиняться герцогине Кентской и ее советникам.

8

Пар и скорость

Первый пароход пересек Ла-Манш в 1816 году. При несильном ветре переход занимал 3–4 часа. Вскоре колесные пароходы начали ходить из Ньюхейвена в Дьепп, а также в Гамбург и Гетеборг. Первая железная дорога выглядела не слишком впечатляюще: рельсы тянулись всего на пару миль до соседней шахты. Принято считать, что по-настоящему век железных дорог начался в 1815 году. Именно тогда пар поднялся на новую высоту. Многие знают, что Джеймса Ватта вдохновил вид кипящего чайника, но немногие видели гравюру «Аллегория о значении силы пара»: Ватт дремлет на стуле в углу, а над ним в кольце пара встают картины фабрик, заводов и дымящих труб как предчувствие Новой Англии.

Пар наступал медленно. На гравюре 1809 года «Круговая железная дорога, или Железнодорожный цирк Ричарда Тревитика» изображен изобретатель и инженер, ведущий свой паровой локомотив по кругу перед толпой зрителей, словно дрессированного слона в цирке. Аттракцион назывался «Поймай меня, кто сможет». Правда, его главное значение прошло мимо публики.