Расцвет империи. От битвы при Ватерлоо до Бриллиантового юбилея королевы Виктории

На этом фоне разворачивался процесс Мучеников из Толпадла — шести сельскохозяйственных рабочих из Дорсета, которых приговорили к семи годам каторжных работ в Австралии. Их преступление заключалось в том, что они создали союз и произнесли некие «тайные клятвы», хотя на самом деле они следовали стандартной профсоюзной практике в таких вопросах. Мельбурн и его коллеги подтвердили приговор, чем заслужили презрение со стороны большинства трудоспособного населения страны и даже многих своих политических союзников. В Лондоне организовали грандиозную демонстрацию, однако она ровно ни к чему не привела. Мельбурн со школьных лет питал инстинктивную симпатию к дисциплинарным воздействиям и наказаниям. Он как-то сказал королю, что порка всегда оказывала на него «поразительное воздействие»; она доставляла ему такое удовольствие, что он охотно практиковал ее на своих служанках.

Первый кабинет Мельбурна продержался всего четыре месяца. Его работу парализовали массовые отставки министров, и сам Мельбурн понимал, что его политическое будущее весьма неопределенно. «Все испытывают какую-то неясную тревогу, — писал Веллингтон в октябре брату короля, герцогу Камберлендскому, — никто не понимает причины, но все недовольны происходящим». Сам Мельбурн производил впечатление или, по крайней мере, видимость спокойствия и даже апатии. Многих потрясло его назначение на пост премьер-министра. Он казался вялым, бездеятельным, неспособным на решительные поступки. Когда высокопоставленная виговская семья Холланд нанесла ему визит вскоре после его вступления в должность, они «нашли его распростертым на оттоманке без рубашки и без галстука, закутанным в просторный халат и крепко спящим». Одной из его любимых фраз было «Мне безразлично». Она хорошо передавала его отношение ко многим вопросам. «В целом я считаю, — говорил он, — что никакое утверждение не абсолютная истина, особенно если его отстаивает признанный авторитет». Он обладал глубокими познаниями в истории (хотя в его случае они были бесполезны), но навлек на себя резкую критику, признавшись, что не читал «Экскурсию» (The Excursion) Вордсворта. Это было время, когда даже выдающиеся политики следили за лучшими новинками современной литературы. «Но я купил книгу, — сказал он. — Вы удивитесь, как много можно узнать о содержании, даже оставив ее на столе непрочитанной». Суть его политики можно выразить кратко: «Если сомневаешься, ничего не делай».

Затем случилась чистка — по крайней мере, символическая. Ранним вечером 16 октября 1834 года небо осветилось красным заревом. Вскоре, к изумлению и восторгу взволнованных наблюдателей, стало ясно, что горит здание парламента. Для кого-то это стало самым запоминающимся событием в жизни — видеть, как огонь пожирает центр управления империей. Многие сразу решили, что это заговор. Но кто за ним стоял: католики или, хуже того, ирландцы? Может быть, французы или русские? Радикалы или профсоюзные деятели? Другие считали, что огонь послан рукой Господа в наказание за принятый два года назад Закон об избирательной реформе. Для третьих пожар стал долгожданной переменой к лучшему. Старый парламент был тесным старинным зданием, пропитанным сыростью и зловонием, а его запутанные коридоры как будто олицетворяли собой все проволочки и бесцельные извивы законотворческой деятельности. Пострадали также ближайшие окрестности, которые архиепископ Вестминстера кардинал Уайзмен описывал как «лабиринт переулков, дворов, тупиков и трущоб, гнездо невежества, порока, разврата и преступлений». Слово «трущобы» появилось недавно, но все интуитивно понимали, что оно означает.

Многое из этого было уничтожено пожаром, распространившимся так широко и бушевавшим с такой силой, что в полночь стало светло как днем. «Это была совершенно волшебная сцена», — вспоминал один наблюдатель (снова подтверждая, что под тонким налетом рациональности в душе человека XIX века скрывалось царство чудес и магии). Когда отдельные части здания рушились, некоторые зрители аплодировали, как будто во время представления. Художник Бенджамин Хейдон писал: «Людей охватило необычайное чувство единства — все обменивались шутками и радикальными остротами». В моменты душевного подъема лондонцы XIX века проявляли свои настоящие чувства: «Перекинулось на палату лордов», «Похоже, горит решение по Закону о бедных», «А теперь и сами законы». В пятницу утром первые лучи солнца осветили картину разрушения. Расписанная палата и библиотека палаты общин сильно пострадали. Главный фасад палаты общин и аркада перед палатой лордов полностью сгорели, стены лежали в руинах, крыши провалились.