В последние десятилетия XIX века Бирмингем стал светочем «гражданского евангелия» и гордился славой самого образцово организованного города в мире. В Бирмингеме было представлено больше разнообразных профессий, чем, например, в Лидсе. Концентрация небольших мастерских (в отличие от фабрик) способствовала сохранению непринужденных и даже дружеских отношений между хозяевами и работниками. Местный чартист заметил, что здесь «крупные производители не могут заткнуть рот своим людям, как это сделали в Манчестере… Ведь хорошо известно, что там [в Манчестере] трудящиеся находятся во власти фабрикантов». Рабочие Бирмингема были более квалифицированными, что способствовало большей социальной мобильности. Ричард Кобден писал: «С моральной и политической точки зрения здешнее общество находится в более здоровом и естественном состоянии… и все классы общаются между собой свободнее, чем в Ланкашире, где работника отделяет от работодателя великая непреодолимая пропасть».
Возможно, именно поэтому в 1843 году принц Альберт решил, что хочет посетить Бирмингем, к вящему беспокойству своих министров. Прошел всего год после самых ожесточенных забастовок в истории страны. Роберт Пиль считал: «Трудность заключается в том, что мэр Бирмингема — чартист и городской совет придерживается тех же насильственных и опасных убеждений… Визит принца обернется грандиозной демонстрацией хорошо обученных масс второго по величине города страны». В прошлом году в воздухе витал дух бунта: Лига против Хлебных законов подготовила декларацию, провозгласившую, что «страна стоит на пороге революции и маховики правительства должны быть остановлены». Чартисты призывали к всеобщей забастовке.
Ничего подобного не произошло. Конституционный историк Уолтер Бэджхот всегда считал, что англичанам от природы свойственно уважение к порядку. Иначе как бы им удалось так долго просуществовать при столь малом количестве бюрократов, с помощью одних только дилетантов, без постоянной армии, секретной службы или других правительственных инструментов? До недавнего времени у них даже не было полиции.
Бирмингем не стал исключением. Личный секретарь принца Джордж Энсон писал: «Казалось, по этому случаю из домов вышли все двести восемьдесят тысяч жителей города, улицы буквально запружены людьми, но ничто не омрачает приподнятое настроение и явно верноподданнические чувства, охватившие всех собравшихся». За грозными предупреждениями и революционными угрозами в действительности последовали массовые проявления верности и добрых чувств. Разумеется, мы можем списать это на хорошо известное непостоянство толпы, но это вряд ли объяснит очевидную неувязку между революционными лозунгами и лояльно настроенными массами. Возможно, здесь имеет смысл повторить аналогию Эдмунда Бёрка о кузнечиках и коровах: кузнечиков мало, но они издают ужасный шум; коровы лишь негромко мычат, но именно на них держится жизнь страны. Отчет из Манчестера завершает нарисованную картину неожиданно патетической нотой: «Однако эти бедные люди ведут себя примечательно мирным образом и с радостью взялись бы за работу, если бы им дали такую возможность».