Рациональность. Что это, почему нам ее не хватает и чем она важна

Просвещение XVIII в. снабдило нас доводами и против других форм жестокости и угнетения. Как и в случае с религиозными гонениями, мы практически теряем дар речи, когда нас просят объяснить, почему в качестве уголовного наказания нельзя применять садистские пытки: потрошить и четвертовать, колесовать, сжигать на костре или распиливать людей пополам, начиная с паха. Но в памфлете 1764 г. экономист и философ-утилитарист Чезаре Беккариа (1738–1794) изложил аргументы против такого варварства, сформулировав издержки и выгоды уголовного наказания. Оправданная цель наказания, подчеркивает Беккариа, побудить людей не эксплуатировать окружающих, а ожидаемая полезность противоправных действий должна быть критерием, соответственно которому мы избираем карательные меры.

Чем более жестокими становятся наказания, тем более ожесточаются души людей, всегда подобно жидкостям, стремящиеся стать на один уровень с предметами, их окружающими, и всегда живая сила страстей приводит к тому, что по истечении сотни лет жестоких наказаний колесование внушает не больше страха, чем прежде внушала тюрьма. Для достижения цели наказания достаточно, чтобы зло наказания превышало выгоду, достигаемую преступлением, и в этот излишек зла должна входить также неизбежность наказания и потеря выгод, которые могло бы доставить преступление. Все, что свыше этого, является излишним и, следовательно, тираническим^{42}

,[484].

Доводы Беккариа вкупе с аргументами, сформулированными философами Вольтером и Монтескье, способствовали запрету в Восьмой поправке к Конституции США «жестоких и необычных наказаний». К этой поправке обращаются и в наши дни, чтобы сузить диапазон типов смертной казни, узаконенных в Соединенных Штатах, и многие юридические эксперты считают, что окончательная отмена смертной казни как неконституционной — всего лишь вопрос времени[485].

В эпоху Просвещения мишенью рассуждений, по сей день сохраняющих свою актуальность, становились и другие формы варварства. Еще один великий утилитарист XVIII в., Иеремия Бентам (1748–1832), сформулировал первый систематический довод против криминализации гомосексуальности:

Что до причинения первичного ущерба, очевидно, что это никому не доставляет боли. Напротив, это дарит удовольствие… Оба партнера того желают. Если один из них принуждается, это уже другое деяние — не то, что мы имеем здесь в виду. Это уже преступление, имеющее совершенно иные последствия, — это причинение вреда; форма изнасилования… Что же касается опасности помимо боли, эта опасность, если она и есть, заключается в подаваемом примере

. Какой же подается пример? Склонение других к участию в таких же деяниях; но эти деяния, как уже было доказано, не причиняют никому никакой боли[486].

Бентам также сформулировал довод против жестокого обращения с животными, на который и в наши дни опираются зоозащитники: