Кстати говоря, основная масса исследований в области психологии прекрасно воспроизводится. Каждый год я, как и большинство университетских преподавателей психологии, в рамках вводного курса и на практических занятиях демонстрирую студентам классические эксперименты, раскрывающие особенности памяти, восприятия и мышления, и год от года получаю одни и те же результаты. Вы вряд ли слышали об этих воспроизводимых исследованиях, потому что в них нет ничего удивительного. Что удивительного в том, что люди лучше запоминают строчки не из середины, а из конца списка, или в том, что мысленно развернуть букву, стоящую вверх ногами, занимает больше времени, чем ту, что записана задом наперед? Нашумевшие сбои воспроизводимости возникают в исследованиях, привлекающих к себе внимание неожиданными результатами. Если дать вам подержать кружку с теплым напитком, вы станете дружелюбнее. («Теплый» — улавливаете намек?) Демонстрация логотипов фастфуда делает человека нетерпеливым. Если просматривать комиксы, зажав в зубах карандаш, комиксы покажутся смешнее, потому что ваши губы уже сложились в улыбку. Люди, которых просили соврать письменно, думали о мыле для рук; людям, которых просили соврать устно, думали об ополаскивателе для рта[230]
. Любой читатель научно-популярной литературы может поведать о таких удивительных открытиях, которым самое место в сатирическом «Журнале невоспроизводимых результатов».Подобные исследования становятся легкой мишенью для снайперов, выискивающих невоспроизводимость, — и причина в их низкой априорной вероятности. Не настолько, конечно, низкой, как у экстрасенсорного восприятия, но, если бы вдруг оказалось, что настроением и поведением человека можно с такой легкостью манипулировать, внося незначительные изменения в окружающую его обстановку, это стало бы действительно из ряда вон выходящим открытием. В конце концов, и психотерапевты, и политики, и рекламная индустрия прикладывают массу усилий, пытаясь провернуть тот же трюк, но успехи их иначе как скромными не назовешь[231]
. Эти исследования попадают в научные рубрики газет и на пафосные фестивали идей исключительно благодаря неординарности своих результатов, и именно поэтому мы, как истинные последователи Байеса, должны требовать, чтобы они подтверждались неординарными доказательствами. Надо заметить, что тяга к удивительным открытиям способна превратить научную журналистику в трескучий рупор заблуждений. Любой редактор знает, как привлекают читателя заголовки, подобные таким:Беда в том, что слово «удивительный» — это синоним выражения «с низкой априорной вероятностью», ну если мы согласны, что накопленное нами научное знание обладает хотя бы какой-то ценностью. А это, в свою очередь, означает, что при равном качестве доказательств нам стоит
Это не значит, конечно, что научные исследования — пустая трата времени. Предрассудки и суеверия ошибочны гораздо чаще нашей неидеальной науки, и в конце концов в шуме научных дискуссий рождается истина. Как заметил в 1978 г. физик Джон Займан, «физика университетских учебников верна на 90 %; первичные публикации в физических журналах — на 90 % ложь»[232]
. Отсюда можно сделать вывод, что байесовское мышление не одобряет распространенную практику использования слова «хрестоматийный» в качестве оскорбления, а фразы «переворот в науке» в качестве комплимента.