Рациональность. Что это, почему нам ее не хватает и чем она важна

Более того, только если общественное устройство воспринимается как справедливое — если люди знают, что получат равные возможности, что их не будут оценивать по биологическим или историческим характеристикам, над которыми они не властны, — только тогда оно завоюет доверие граждан. А иначе зачем играть по правилам, если общество все равно выбросит тебя на помойку, потому что ты не вышел цветом кожи, или полом, или вероисповеданием?

Еще одна наша цель — избежать самосбывающихся пророчеств. Если некая этническая группа или определенный пол в прошлом страдал от угнетения, в настоящем его представители могут столкнуться с препятствием в виде отличающихся средних показателей. Если эти базовые оценки подставлять в прогностические формулы, которые определяют судьбу таких людей в будущем, мы обречем их на вечное отставание. Сегодня, когда эти формулы спрятаны в недрах нейросетей глубокого обучения с их недоступными нашему пониманию промежуточными слоями (глава 3), проблема стоит еще острее. Желание общества остановить этот круговорот несправедливости, пусть и ценой точности прогнозов, вполне рационально.

И наконец, управленческие решения — это сигналы. Запрещая использование этнических, гендерных, расовых или религиозных базовых оценок, общество демонстрирует приверженность идеям равенства и справедливости, которая определяет отнюдь не только алгоритмы, допустимые при исполнении чиновниками своих обязанностей. Тем самым провозглашается, что немыслима любая

предвзятость, а предвзятость, в основе которой лежат неприязнь и невежество, особенно предосудительна.

Таким образом, запрет на использование базовых оценок имеет солидное рациональное основание. Но теорема есть теорема, и если точностью прогнозов мы с охотой жертвуем ради равного отношения органов власти к отдельным гражданам, в других сферах эта жертва может оказаться неоправданной. Одна из таких сфер — страховое дело. Если страховая компания будет неверно оценивать риски для различных групп населения, выплаты по страховым случаям превысят страховые премии, и вся система обрушится. Страховая компания Liberty Mutual дискриминирует юношей, которые чаще становятся виновниками ДТП, рассчитывая им стоимость страховки по повышенной базовой оценке, потому что, если страховщики не будут этого делать, лихачество парней придется оплачивать законопослушным взрослым женщинам. Но даже здесь закон запрещает страховым компаниям использовать при расчете ставок определенные критерии, прежде всего расу и в некоторых случаях пол.

Вторая сфера, где неразумно запрещать базовые оценки, — это понимание природы общественных явлений. Если процентная доля мужчин и женщин в определенной области деятельности различается, доказывает ли это, что «стражи у ворот» не допускают в эту область женщин, или, быть может, все дело в базовой оценке числа женщин, которые пытаются в упомянутые ворота войти? Если ипотечные операторы чаще отклоняют заявки претендентов из числа меньшинств, они расисты? Или, может, они, подобно гипотетическому сотруднику страховой компании в исследовании Тетлока, учитывают базовые оценки неплатежей по кредитам в разных районах города, которые, так уж случилось, коррелируют с расовым составом населения этих районов? Усилия социологов, которые стараются найти ответы на эти вопросы, зачастую вознаграждаются лишь обвинениями в расизме и сексизме. Но, запрещая социологам и журналистам интересоваться базовыми оценками, мы только мешаем им выискивать сохраняющуюся дискриминацию и отличать ее от последствий имевших место в прошлом экономических, культурных или юридических различий между разными группами населения.

Раса, пол, национальность, религия и сексуальная ориентация превратились в зоны активных боевых действий на поле интеллектуальной жизни, и это несмотря на то, что открытая дискриминация всех сортов значительно сократилась[235]

. По-моему, это во многом происходит из-за отсутствия четкого понимания базовых оценок — неумения определить, когда имеется веская причина запрещать их, а когда таких причин нет[236]. Но в том-то и беда с любым табу. Это похоже на запрет думать о белом медведе: само обсуждение табу — уже табу.

И все-таки мы — последователи Байеса