Рациональность. Что это, почему нам ее не хватает и чем она важна

К несчастью для теории, по той же логике люди вообще не должны играть в азартные игры, покупать лотерейные билеты, начинать бизнес или стремиться к известности; все должны учиться на дантиста. Однако некоторые люди, конечно же, это делают — парадокс, который не дает покоя экономистам-классикам. Человеческая кривая полезности не может быть одновременно выпуклой, объясняющей, почему мы избегаем риска и покупаем страховые полисы, и вогнутой, объясняющей, почему мы стремимся к риску и играем в азартные игры. Можно, конечно, сказать, что в азартные игры мы играем ради азарта, а страховку покупаем ради душевного спокойствия, но подобная апелляция к эмоциям просто поднимает парадокс на следующий уровень: как так вышло, что эволюция наделила человека конфликтующими мотивами — и заводить себя, и успокаивать, платя деньги за обе привилегии? Может, мы просто нерациональны — и все тут. Может, полуголые танцовщицы, вишенки в бокале и прочий антураж казино — это само по себе развлечение, за которое готовы платить крупные игроки. А может, график имеет точку перегиба и правее уходит резко вверх, вследствие чего ожидаемая полезность джекпота оказывается выше ожидаемой полезности простой прибавки к банковскому счету. Это возможно, если игрок ощущает, что выигрыш способен переместить его в другой социальный класс и обеспечить ему новый образ жизни: гламурного и беззаботного миллионера, а не простого успешного буржуа. Реклама лотерей вовсю играет на подобных фантазиях.

Проанализировать следствия из теории проще всего, когда ожидаемая полезность исчисляется в деньгах, но та же логика применима к любой ценности, которую можно отметить на шкале, в том числе и к ценности человеческой жизни. В высказывании, которое ошибочно приписывают Иосифу Сталину: «Одна смерть — трагедия, миллион смертей — статистика», — указаны неверные числа, и тем не менее оно совершенно точно описывает, как люди обходятся с моральной стоимостью жизней, унесенных бедствиями вроде войн или пандемий. Эта кривая тоже изгибается подобно графику ожидаемой полезности денег[254]. В обычных обстоятельствах СМИ, освещая теракт с дюжиной жертв, звонят во все колокола. Но в разгар войны или пандемии даже тысяча смертей ежедневно воспринимается как должное, несмотря на то что каждая из этих жизней, в отличие от падающего в цене доллара, принадлежала разумному существу, реальному человеку, который любил и которого любили. В книге «Лучшее в нас» (The Better Angels of Our Nature, 2011)^{24}

я предположил, что наше морально неоправданное восприятие убывающей предельной полезности людских жизней позволяет мелким войнам разрастаться в гуманитарные катастрофы[255].

Нарушение аксиом: насколько мы нерациональны?

Вы, наверное, думаете, что аксиомы рационального выбора настолько очевидны, что любой нормальный человек просто обязан их соблюдать. В действительности люди плюют на них сплошь и рядом.

Давайте начнем с соизмеримости. Ее-то, кажется, невозможно нарушить — это просто требование, выбирая между А и В, склоняться либо к А, либо к В либо быть равнодушным к выбору. Но в главе 2 мы наблюдали акт неповиновения этой аксиоме, а именно феномен «запретной уступки»[256]. Есть в жизни вещи, которые люди считают священными; они уверены в аморальности самой мысли о том, чтобы их сравнивать. Они чувствуют, что любой, подчиняющийся этой аксиоме, подобен цинику Оскара Уайльда — «человеку, который всему знает цену и ничего не ценит»^{25}. Сколько мы должны потратить, чтобы уберечь от вымирания редкий вид животных? Спасти маленькую девочку, упавшую в колодец? Должны ли мы сокращать бюджетный дефицит, урезая финансирование образования, пенсионной системы или защиты окружающей среды? Шутка из прежней эпохи начинается с того, что мужчина спрашивает женщину: «Ты переспала бы со мной за миллион долларов?»[257] Идиома «выбор Софи» обязана своим происхождением душераздирающему сюжету одноименного романа Уильяма Стайрона (Sophie’s Choice, 1979), главная героиня которого должна была выбрать, которого из двоих детей обречь на смерть в газовой камере Освенцима. В главе 2 мы видели, что отвращение к требованию соизмерять священные ценности может быть как рациональным, подтверждающим нашу преданность значимым отношениям, так и нерациональным — когда мы не желаем обдумывать болезненный выбор и в результате совершаем его бессистемно и непоследовательно.