— Пора платить по счетам, малышка, и рассчитаться за плохое поведение, — шепчет Ник, нависает надо мной, располагаясь между ног и дотрагиваясь раскалённой головкой до ещё более раскалённого входа влагалища. Он подаёт вперёд бёдрами, проникает на половину и замирает, тяжело дыша. — Чуть не рехнулся, пока представлял и ждал этот момент. Покричи для меня, малыш.
Я кричу. Кричу, когда он входит полностью, с трудом поместившись в меня, кричу, когда также медленно покидает меня, кричу, когда Ник резко заполняет, выбивает дух и с рычанием вбивается, словно отбойный молоток. Не получается вдохнуть, сделать полноценный глоток кислорода, простонать во всю мощь. Могу только коротко вскрикивать от каждого толчка, концентрироваться на ощущениях, вызываемых трением, удерживать внутри зарождающиеся волны и гнать их по кровотокам.
Мне не хватает совсем капельки, совсем чуть-чуть, ещё пары-тройки глубоких толчков, чтобы взорваться сверхновой и осветить полумрак, но Ник резво выдёргивается, оставляя пустоту и ненасытившийся разгон, перекатывается с меня и брызгает тёплым семенем на бедро.
— Иди сюда, сестрёнка, — подтягивает под себя Яр, подминает, впивается в губы, внедряется языком и одним рывком заполняет пустоту.
— Да… — выдыхаю, разорвав поцелуй, утыкаясь лбом в его плечо, а затем запуская в него зубы.
Яр движется с оттяжкой, медленнее, плавнее, делая мощную подачу в конце, сотрясая внутренние стенки и задевая чувствительные нити натянутого возбуждения. С каждой новой фрикцией они натягиваются сильнее, становятся тоньше и начинают рваться, болезненно лопаться, раскалять низ живота, нестись по венам, разгонять кровь, закипающую крупными пузырями, разрывающимися микровзрывами и несущими горячую патоку удовольствия.
Это не те микрооргазмы, полученные от потирания собственными пальцами, это не то ощущение, от которого поджимаются пальцы ног. Я кончаю насыщено, продолжительно, выгибаясь, выкручиваясь, кажется, на изнанку, сотрясаясь и сокращаясь каждой мышцей своего тела.
— Ты молодец, малыш, — прижимает к себе Ник, пока Яр выравнивает дыхание. — Самая лучшая, самая сладкая, самая волшебная.
— Мне безумно не хватало тебя все эти шесть лет, — шепчет Яр, разворачивая к себе моё лицо и нежно целуя в губы. — Люблю тебя, сестрёнка.
Мы сплетаемся телами, нежимся, касаясь друг друга, шепчем всякую ерунду, идущую из сердца, обмениваемся ленивыми поцелуями, скорее успокаивающими, чем возбуждающими. Не замечаю, как закрываются глаза, движения рук замедляются, пока совсем не замирают, и я проваливаюсь в сон — тёплый, вязкий, с нотками мёда и карамели.
Глава 28
Сквозь неплотно задвинутые занавески проникает тусклый лунный свет, мерцая на золотистой коже Алёны, и я боюсь оторвать взгляд от её тела. Боюсь очнуться и понять, что всё это сон. Сколько мне пришлось идти к нему. Сколько я просрал времени и возможности. Шесть лет. Мудак. Если бы я не струсил и не сбежал… Не было бы Ника, лежащего рядом, не было бы нужды делить свою женщину с ним.
Не скажу, что мне не понравилось наблюдать за Алёнкой, извивающейся под ним, но желание обладать ей единолично превыше любой экзотики в сексе. Какой смысл теперь об этом думать. Мудак, он и в Африке мудак.
Столько раз мы порывались завалить Альку по приезду к ней, столько раз подскакивали с дивана, устремляясь в спальню, столько раз удерживали друг друга, поправляя хозяйство в штанах и с тоской поглядывая на дверь. А всё мужская упёртость. Сказал не дотронусь до десяти вечера, значит не дотронусь.
— Может плюнем на наказание? — доставал Ник. — Подумаешь, динамила всю ночь. Просто оттрахаем хорошенечко за это, а потом поощрим, оттрахав ещё лучше.
— Ты аппетиты свои поубавь, бро, — посмотрел на него с укором. — Алька девственница, почти. У неё ни опыта, ни развратных наклонностей. Для неё уже ненормально то, что мы предлагаем.
— Будем год ручку гладить и ходить в кино на последний ряд? — огрызнулся друг. — Я считаю, что надо сразу и с размахом. Как с обучением плавать — выкинул из лодки и следи, чтобы всплывала хлебнуть воздуха.
— Дурак ты, Николас, — в подтверждение покрутил пальцем у виска. — Не путай Алёнку с американскими блядями. Они в восемнадцать лет въезжают с таким багажом партнёров, что без трёх резинок и мирамистина страшно подходить, а здесь девчонка совсем, да и воспитание более нежное. Не удивлюсь, если она член в учебниках анатомии только разглядывала.
— То есть, старая, добрая миссионерская поза? — разочарованно протянул Ник. — Ни бочком, ни рачком?
— Охренеть, — закатил к потолку глаза. — Сижу с противником под дверью своей девушки и обсуждаю с какой стороны будем её трахать.
— Она и моя девушка, — напрягся он, переводя взгляд с телевизора на меня. — Думаешь, меня устраивает такой расклад? Или тебе кажется, мне по кайфу делить малышку с тобой? Да я первый раз влюбился, мечтаю пожить с ней всю жизнь, а здесь ты мелькаешь, и не просто мелькаешь, а планируешь устроить тройничок.