Это была плоская и прохладная на ощупь коробочка, отливавшая тёмной эмалью. На её крышке, в золотом эллипсе посередине, два ряда письмён расступались вокруг выпуклой багряной кардиоиды. Справа, рядом с тремя рядами письмён помельче, над чёрной поверхностью возвышались одна над другой три формы – ломтик плода, отдалённо напоминавшего портокали, красный стручок, и продолговатый прямоугольный монолитик, лишённый черт. Формы не были вытиснены в поверхности, а висели над ней, слегка просвечивая. Осеберт провёл по ним пальцами. Это не были голограммы, поскольку плод, стручок, и прямоугольник были заметны не только зрению, но и осязанию. Под эллипсом в центре теснились ещё три ряда золотых письмён, но самое загадочное изображение украшало левый верхний угол крышки. Там, короткомордое существо, покрытое блестящей лохматой шерстью, когтистой лапой протягивало ещё один монолитик похожему на себя существу, только покрупнее и гладкошёрстному. Археологи и историки загалдели наперебой: – Осторожнее! – Не открывай! – Вскрывать будем только в азотной атмосфере! – Дунфрида, перезаряжай и срочно фотографируй! – Со света убери! Осеберт встал в тени скалы, старяясь надёжно, но полегче держать коробочку в обеих руках. Вдруг цвет угла со зверюшками изменился, теряя насыщенность. Одновременно, коробочка стала неприятно податливой. – Сейчас рассыплется, открывай! – Самбор тоже заметил эти изменения. Решив, что терять нечего, Осеберт поднял крышку, тут же начавшую распадаться. Внутри на плоской подложке с тиснением (тот же эллипс с кардиоидой) лежал побуревший от древности лист бумаги или чего-то похожего, на котором архаичной почти до непонимаемости демотической формой этлавагрского письма было размашисто написано: «Овое из раки аз укупиша, бо залаз велик есть время отщетити».
Глава дюжина четвёртая. Бунгурборг