Разбойник

Здесь было еще несколько окон, сквозь которые, проникая через тонкие сапфировые занавески, трепетавшие на весеннем ветерке, в комнату лился солнечный свет. Фарфоровая ванна стояла на возвышении в окружении мягчайших розово-голубых узорчатых ковриков.

Мердок занялся установкой обтянутой шелком железной ширмы, которую вытащил из угла и пристроил рядом с ванной, не переставая болтать.

– В Ньюгейте любая история, заставлявшая время течь быстрее, ценилась больше золота. – Он накинул большой халат из тяжелой голубой ткани на шелковый экран ширмы.

Притяжение дымящейся в ванне воды возобладало над ее опасениями, связанными с раздеванием в одной комнате с малознакомым мужчиной. Конечно, она не повторит этого, когда вернется в Лондон, но, став узницей Черного Сердца из Бен-Мора, не станешь сильно переживать из-за мелких скандалов.

– Благодарю вас. – Шагнув за ширму, Фара расшнуровала лиф и стянула платье с плеч. Она слышала, как Мердок хлопочет в комнате, стараясь занять себя – ради ее блага, догадалась она.

– А вы расскажете мне об этом, Мердок? О том времени, что вы провели в тюрьме Ньюгейт вместе с Дуганом?

Беспокойная суета в комнате прекратилась, и пожилой шотландец порывисто вздохнул – хотя, возможно, он просто вздохнул, присаживаясь на изящный стул.

– Как я уже говорил, ночами было хуже всего, – начал он отстраненным голосом. – Часы тьмы ломают даже самых храбрых мужчин, не говоря уже о перепуганных маленьких мальчиках. Закончив дневную работу на железной дороге, мы возвращались в наш мир железных прутьев слишком измученными, чтобы двигаться, не говоря уже о том, чтобы защищаться от опасностей, которые ночь могла преподнести нам. Звуки. Крики. Шорохи в тени… Все это ужасно. Если у тебя не было друзей, которые могли прийти на помощь… – Он замолчал, предоставив остальное ее воображению.

– Мне очень жаль, – еще раз сказала Фара, стягивая юбки и набрасывая грязное платье на устойчивую ширму.

– Спасибо тебе, – поблагодарил ее Мердок. – К тому времени, когда я попал в Ньюгейт, Блэквелл и Маккензи провели там уже почти три года. Чертовски проницательные, ребята были неразлейвода, каждый из них черен, как дьявол, и так же безжалостен. Меня всегда поражало, что такие юнцы могли где-то обучиться подобной жестокости.

К счастью, корсет Фары был зашнурован спереди, и она продолжала возиться со шнурками, вдумываясь в слова Мердока.

– Мне трудно представить Дугана жестоким, – призналась она. – Но… к вам-то он был добр?

– Со временем стал, – уклончиво ответил Мердок. – Как только я доказал, что от меня есть польза, меня взяли под защиту в их банду, и тогда жизнь стала чуть легче, в особенности по ночам. Как тебе, вероятно, известно, Дуган обладал даром слова и пугающе точной памятью. В самые темные и холодные ночи он рассказывал нам о книгах, которые прочел вместе с тобой, или о каком-нибудь приключении, которое вам довелось пережить вместе.

– Неужели? – выдохнула Фара, замерев, прежде чем снять сорочку и подставить грудь холодному воздуху.

Покончив с этим, она наклонилась и спрятала свое единственное сокровище под коврик в ванной, не желая, чтобы кто-нибудь обнаружил его.

При воспоминании о давних событиях голос Мердока потеплел, а сердце Фары сжалось, когда она представила, как ее Дуган – еще не мужчина, но уже не мальчик – веселит целую камеру, полную ожесточившихся преступников, услаждая их слух о веселых играх на кладбище и приключениях десятилетней девочки на болотах Шотландского нагорья.

– Дуган столько раз описывал нам тебя, что, мне кажется, любой из нас узнал бы тебя, если бы встретил на улице. Он поведал нам о твоей красоте, твоей невинности, твоем нежном нраве и безмерном любопытстве. Ты стала кем-то вроде нашей покровительницы, которую каждый боготворил. Нашей дочкой. Или сестрой. Нашей… Феей. Даже не зная этого, ты давала нам – ему – чуточку солнечного света и надежды в мире теней и боли.

– О! – В очередной раз проиграв битву слезам, Фара стояла за ширмой, нагая и дрожащая, обхватив себя руками и впитывая воспоминания Мердока, как будто могла сделать их своими. Она почти не замечала своей наготы, потому что полностью обнаженной и уязвимой была не столько ее телесная оболочка, сколько ее душа.

– А вы абсолютно уверены, что Дуган никогда на меня не сердился? Что никогда не винил меня в том, что попал в заключение из-за меня?

Пожилой мужчина молчал некоторое время, и Фару стала охватывать паника.

– Пожалуйста! – взмолилась она. – Вы должны сказать мне правду!

– Забирайся сначала в ванну, – ласково посоветовал ей Мердок.

Фара подчинилась, шагнула в ароматную ванну и опустилась в благоухающую лавандой воду.