Лишь человек, жаждущий смерти, пустился бы в спор, поэтому Фара стала винить Мердока в том, что он бросил ее. Щелчок замка в двери ванной прозвучал как скрежет железного засова, запиравшего Фару в золотой клетке с самым черносердечным преступником. Беспомощную, загнанную в ловушке, нагую.
Если Фара чему и научилась на своей работе, так это тому, что перешедшие в наступление обычно держались на высоте.
– Чего такого вы хотите, что не может подождать, пока я закончу мыться? – нетерпеливо поинтересовалась она, гордясь тем, что ее голос не выдавал ни страха, ни слабости.
Блэквелл прошел вперед, ведя длинными пальцами по краю ванны. Одетый только в рубашку с короткими рукавами, темный килт и жилет, он был без сюртука, но это ничуть не умаляло удивительную ширину его плеч. Он снял с больного глаза повязку, заметила Фара, и теперь его голубой глаз сверкал над ней на весеннем солнце.
– Мне пришло в голову, когда я размышлял о неудачном повороте нашего предыдущего разговора, что наша следующая беседа может стать более полноценной, если у вас не будет возможности сбежать от меня.
Даже находясь в горячей воде, от которой поднимался пар, Фара почувствовала, что кровь в ее жилах превращается в лед, однако она все же выпрямила спину и вздернула подбородок.
– Вы глубоко заблуждаетесь, полагая, что я не убегу или не буду бороться, если меня спровоцируют.
Блэквелл встал у другого конца ванны, и солнечный свет обрисовал голубой ореол вокруг его эбеново-черных волос, когда он наклонился, чтобы взяться руками за ее края.
– Тогда, конечно, считайте себя спровоцированной, но будьте осторожны: мокрый мрамор очень скользкий. – Его внимательный взгляд с неприличным интересом коснулся ряби на воде, и Фара ощутила жар. Он счел ее слова блефом,
– Что ж… начинайте в таком случае, – подсказала Фара, ненавидя себя за то, что не может задержать на нем взгляд хоть сколько-нибудь продолжительное время.
–
– Это невозможно! – возмутилась Фара, сильнее прижимая колени к груди.
Одна черная бровь приподнялась.
– Неужели? – Его пальцы слегка взболтали молочного цвета воду, отчего по ее поверхности к ее коленям побежала рябь. – Я буду счастлив помочь вам, если для вас это слишком сложно.
Фара вспомнила, что он говорил в кабинете: он не выносит физических контактов. Хотя, судя по тому, как подушечки его пальцев шлепали по воде в ее ванне, он, возможно, лгал. Или сейчас он просто блефует? Хватит ли у нее смелости проверить достоверность его признания?
– Прикоснитесь ко мне, и я…
– Вы – что? – Его взгляд стал холодным, как и его голос, но он вынул пальцы из воды.
Фара безуспешно пыталась сказать хоть что-то, но из ее головы мигом улетучились все мысли.
– Вы скоро поймете, что я не слишком благосклонно отношусь к угрозам, – чуть ли не в шутку сказал он, вытирая пальцы полотенцем, висевшим на вешалке в ногах ванны.
– И я тоже, – парировала Фара, на что вторая его бровь присоединилась к первой у нее на глазах. – Полагаю, вам что-то от меня нужно, мистер Блэквелл. Так вот, позвольте мне сообщить вам, что это – не лучший способ достичь сотрудничества.
– И все же мне всегда удается получать от людей то, что я хочу.
– Я очень сильно сомневаюсь, что среди этих людей много уважающих себя женщин.
Блэквелл усмехнулся и потер свой тяжелый подбородок, гладкий после утреннего бритья, и лед в его глазах частично растаял.
– Я с вами соглашусь, – сказал он и, сойдя с возвышения, направился к мягкому бархатному креслу. – Но, как вам известно, мой мир управляется множеством законов, так что
Фара подумала, какие вопросы волнуют ее настолько сильно, чтобы ради ответа на них терпеть такое унижение, но тут вспомнила прежние слова Блэквелла. Дугана, возможно, жестоко убили. Блэквелл жаждал отомстить за его смерть, и ему требовалась ее помощь. Если в этих словах была хотя бы доля правды, Фара должна выслушать его до конца.
Собравшись с духом, она вытянула ноги на дне ванны и подняла руку, чтобы дотянуться до мыла. Ей казалось, что, пока грудь скрыта под мутной водой, она выглядит достаточно невинно.