Разговоры Пушкина

– Молодец вы, Катерина Евграфовна, он думал, что ему везде двери отворены, что нечего и предупреждать, а вышло не то… – несколько раз повторял Александр Сергеевич.

Е.Е. Синицина, урожд. Смирнова, по записи В.И. Колосова. РС 1888, № 10, стр. 92.

Ср.: Дневник А.Н. Вульфа…XXI–XXII, стр. 51 и 250–251; А.С. Пушкин в Тверской губернии в 1827 (sic) г. Тверь, 1888 г.

…Подали [за обедом] картофельный клюквенный кисель. Я и вскрикнула на весь стол.

– Ах, боже мой! Клюквенный кисель!

– Павел Иванович, позвольте мне ее поцеловать, – проговорил Пушкин, вскочив со стула.

– Ну, брат, это уж ее дело, – отвечал тот.

– Позвольте поцеловать вас, – обратился он ко мне.

– Я не намерена целовать вас, – отвечала я, как вполне благовоспитанная барышня.

– Ну позвольте хоть в голову, – и взяв голову руками, пригнул и поцеловал.

Е.Е. Синицина. РС 1888, № 10, стр. 90.

Часто вертелись мы с ним и не в урочное время.

– Ну, Катерина Евграфовна, нельзя ли нам с вами для аппетиту протанцевать вальс-казак.

– Ну, вальс-казак-то мы с вами, Катерина Евграфовна, уж протанцуем, – говаривал он до обеда или во время обеда или ужина.

Е.Е. Синицина. РС 1888, № 10, стр. 91.

Вставал он по утрам часов в 9—10 и прямо в спальне пил кофе, потом выходил в общие комнаты, иногда – с книгой в руках, хотя ни разу не читал стихов. После он обыкновенно или отправлялся к соседним помещикам, или, если оставался дома, играл с Павлом Ивановичем [Вульфом] в шахматы. Павла Ивановича он за это время сам и выучил играть в шахматы, раньше он не умел, но только очень скоро тот стал его обыгрывать. Александр Сергеевич сильно горячился при этом. Однажды он даже вскочил на стул и закричал:

– Ну разве можно так обыгрывать учителя?

А Павел Иванович начнет играть снова, да опять с первых же ходов и обыгрывает его.

– Никогда не буду играть с вами… это ни на что не похоже… – загорячится обыкновенно при этом Пушкин.

Е.Е. Синицина. РС 1888, № 10, стр. 91–92.

Павел Иванович [Вульф] был в это время много старше его [т. е. Пушкина], но отношения их были добродушные и искренние.

– На Павла Ивановича упади стена, он не подвинется, право не подвинется», – неоднократно шутя говорил Пушкин.

Павел Иванович, действительно, был очень добрый, но флегматичный человек, и Александр Сергеевич обыкновенно старался расшевелить его и бывал в большом восторге, когда это удавалось ему.

Е.Е. Синицина. РС 1888, № 10, стр. 92,

Писавши эти строки и напевая их своим звучным голосом, он при стихах:

И месяц с левой стороныСопровождал меня уныло[218]…

заметил, смеясь:

– Разумеется, с левой, потому что ехал назад!

А.П. Керн. Майков, стр. 251.

Март

…При первом посещении пресненского дома [Ушаковых] он узнал плоды своего непостоянства: Екатерина Николаевна [Ушакова][219] помолвлена за князя Д-го. «С чем же я-то остался?» вскрикивает Пушкин. «С оленьими рогами», отвечает ему невеста.

Н.С. Киселев. Воспоминания. Майков, стр. 365.

14 марта

Пешком к Пушкину.

«Вы вооружили против себя ужасно. Вяземский – еще из умеренных, – дорога вам преграждена»[220].

М.П. Погодин. Дневник. ПС XIX–XX, стр. 93.

20 марта. У А.Я. Булгакова[221]

Он едет в армию Паскевича[222], узнать ужасы войны, послужить волонтером, может и воспеть все это. «Ах! не ездите, – сказала ему Катя, – там убили Грибоедова». – «Будьте покойны, сударыня: неужели в одном году убьют двух Александр[ов] Сергеевичей? Будет и одного!»

А.Я. Булгаков К.Я. Булгакову. РА 1901, III. стр. 298.

Апрель

В прошедшем году я встретился в театре с одним из первоклассных наших поэтов и узнал из его разговоров, что он намерен отправиться в Грузию.

– О боже мой, – сказал я горестно, – не говорите мне о поездке в Грузию. Этот край может назваться врагом нашей литературы. Он лишил нас Грибоедова[223].

– Так что же? – отвечал поэт. – Ведь Грибоедов сделал свое. Он уже написал «Горе от ума».

В.А. У[шаков][224]. «Московский телеграф» 1830, XII, стр. 515.

Начало мая. Новочеркасск

Однажды поэт очутился проездом в Новочеркасске[225]. Дьяки канцелярии наказного атамана Донской области, услышав о приезде знаменитого поэта, отправились к нему в гостиницу, где весьма трогательно выражали ему чувства своего уважения и свое поклонение его таланту.

– А что это значит – дьяки? – спросил Пушкин одного из них, который, будучи заикой, считался почему-то в канцелярии оратором.